Виктор Наумов - Царевна Софья

В грамоте подробно описывались преступления бунтовщиков: расправы над стрелецкими полковниками, «воровское бесчеловечное убийство» бояр и ближних людей 15–17 мая, разгром Судного приказа, разграбление казны, поддержка раскольников, ополчившихся «на святую соборную Церковь». «А после того те же воры и изменники по своему воровскому совету с боярином с князь Иваном Хованским и с сыном ево с князь Андреем мыслили на нас, великих государей, всякое зло и бояр наших, окольничих, думных и ближних людей хотели побить всех без остатку для того, чтобы им Московским государством завладети. И для того своего богоненавистного соединения назвали они, воры и изменники, его, князь Ивана, себе отцом». Бунтовщики, говорилось в указе, нагло грозят людям всякого чина «воровскими копьями» и разорением и «живут во всяком бесстрашном самовольстве», а князь Иван Хованский «их не унимает и чинит им всякую помощь, и во всём на всякое зло и кровопролитие он и сын его князь Андрей им, ворам и изменникам, потакают и нашим великих государей указам во всём чинятся противны».

Далее сообщалось, что государи, не вытерпев «таких многих досад и грубостей и невинного кроворазлития», покинули Москву, а между тем князь Иван Хованский с «ворами и изменниками» в Москве «чинят всё по злому своему намерению, многих людей наглыми нападками разоряют», бьют знатных и честных людей на правеже по несправедливым искам, присваивают себе их дворы, «и оттого наше государство разоряется», а внешние враги радуются и замышляют всякие хитрости и зло. Грамота заканчивалась призывом к служилым людям идти «с великим поспешением» к столице для защиты «государского здоровья» и «очищения от вышеписанных воров и изменников царствующего нашего града Москвы». {151} 151 Восстание в Москве 1682 года. С. 113–117.

Таким образом, в конце первой декады сентября правительство Софьи заявило о готовности начать войну против мятежных стрельцов и связанных с ними Хованских. Однако царская грамота из Саввино-Сторожевского монастыря не была разослана по уездам — об этом свидетельствует посылка 18 сентября в те же города — Владимир, Суздаль, Юрьев — грамоты о сборе дворянского ополчения. {152} 152 См.: Там же. С. 144–145. Возможно, Софья, поначалу отважившаяся на этот шаг, вскоре передумала и решила до поры оставить свои замыслы в тайне. Ведь стань содержание грамоты известно Хованским, они предприняли бы все возможные меры для обороны Москвы от дворянского ополчения. А Иван Андреевич, что бы о нем ни говорили недоброжелательные современники и строгие историки, был опытным полководцем и умелым военным администратором. В случае открытых боевых действий московские стрельцы скорее всего не устояли бы под натиском превосходящих правительственных сил, но пролилось бы много крови. Осторожность Софьи помогла этого избежать, и Хованские до самого последнего дня не подозревали о нависшей над ними опасности.

Примерно тогда же государыня царевна распорядилась послать Ивану Хованскому царскую грамоту от 7 сентября о том, чтобы «давать заслуженные деньги московских полков надворной пехоте по тысяче рублев на неделю». {153} 153 Там же. С. 117. Как видим, правительство не забывало заботиться о стрельцах, чтобы не потерять влияния на эту серьезную военную силу. Слова грамоты о «заслуженном» жалованье вовсе не сочетаются с представлениями о стрельцах как о «ворах и изменниках». Здесь видна тонкая двойственная политика регентши.

Через два дня в столицу была послана еще одна царская грамота — распоряжение московским и городовым дворянам, а также московским стрельцам в связи с угрозой со стороны Польши быть в полках. Предписывалось объявить этот указ в Кремле на Постельном крыльце всем служилым людям, «которые ныне на Москве». В приложенной к грамоте росписи были перечислены московские стрелецкие полки, которые следовало послать в Киев, Новгород, Смоленск и другие города — в общей сложности 13 полков надворной пехоты и Московский выборный солдатский полк Родиона Жданова {154} 154 См.: Буганов В. И . Указ. соч. С. 271. — тот самый, который при прежнем командире Матвее Кровкове примкнул к мятежным стрельцам еще в самом начале восстания.

Если учесть, что в сентябре 1682 года в Москве находилось 19 стрелецких полков, получается, что правительство попыталось убрать из столицы две трети мятежного гарнизона. Хованский проигнорировал это распоряжение, не желая, разумеется, сокращать количество верных ему войск. Впрочем, он в любом случае не смог бы откомандировать в провинцию распоясавшихся стрельцов, которые чувствовали себя полными хозяевами в столице и к тому же не имели никакого желания отрываться от своих дворов, торговых лавок и прочей недвижимости. Отметим тонкий беспроигрышный ход Софьи: в случае выполнения данного указа из Москвы была бы удалена основная часть мятежников, а неподчинение Хованского этому требованию давало основание для обвинения его в государственной измене, что и было использовано впоследствии.

Тем временем жизнь двора в «государевом походе» шла своим чередом. 10 сентября в монастыре была отпразднована память чудотворца Саввы, а к вечеру царский «поезд» покинул стены обители и вернулся в Павловское. Здесь пробыли два дня, а затем перешли на Калязинскую дорогу и прибыли в село Хлябово на Икше. Оттуда по Троицкой дороге в ночь на 14 сентября прибыли в село Воздвиженское — как раз к храмовому празднику Воздвижения Креста Господня. Здесь тремя днями позже наступил ключевой момент в жизни Софьи Алексеевны, ознаменовавший упрочение ее власти.

Четырнадцатого сентября был принят царский указ о вызове в Воздвиженское всех бояр, окольничих, думных людей, стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов, которые должны были собраться к первому часу дня (то есть с восходом солнца) 18 сентября для торжественной встречи Семена Самойловича, сына малороссийского гетмана. Грамоты с приказом явиться в Воздвиженское были посланы и Ивану и Андрею Хованским. 16 сентября они отправились в путь, не подозревая, что едут навстречу своей гибели.

Старик Хованский двигался не спеша в сопровождении свиты из семидесяти человек, в основном стрелецких солдат и офицеров. К вечеру он остановился в патриаршем селе Пушкине, приказав разбить лагерь на крестьянском гумне, а. Андрей тем временем «поехал в деревню свою, от села Пушкина версты с две». {155} 155 См.: Мазуринский летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 31. Летописцы последней четверти XVII в. М., 1968. С. 178. Непонятно, почему Иван Андреевич не захотел преодолеть это небольшое расстояние до поместья сына. Видимо, пожилого человека одолела дорожная усталость.