Юлий Циркин - От Ханаана до Карфагена

В том, что в руках карфагенской аристократии практически находилась вся политическая власть, сомневаться не приходится. Однако точных сведений о государственном устройстве Карфагена мы не имеем. Сами карфагенские надписи слишком скудны, чтобы окончательно решить эту проблему. Описания же государственного строя Карфагена, исходящие от греко-римских авторов, с одной стороны, могут отражать различные этапы политического развития Карфагенской республики, а с другой — что еще важнее, не всегда дают адекватную характеристику тех или иных институтов, так как эти авторы часто не могли разобраться в особенностях чужого государства. И все же общие черты карфагенского государственного устройства выявить можно.

В самом начале своей истории Карфаген был монархией, а его царицей была основательница города Элисса, принадлежавшая к правящему в Тире царскому. дому. В то же время, если верить Юстину (XVIII, 6, 1), рядом с царицей стояли «принцепсы», что отражало тот же порядок, какой существовал и в метрополии (см. выше). Карфагенские вельможи, по-видимому, это — те же «сенаторы» Тира, которые, по Юстину (XVIII, 4, 15), сопровождали Элиссу в ее предприятии. Они довольно существенно ограничивали власть царицы: недаром именно их вызвал к себе местный царек, чтобы добиться брака с Элиссой (Юстин, XVIII, 5, 2–7). Последняя не могла отвергнуть это требование, переданное через «принцепсов», и покончила с собой. Вероятно, уже в это время власть общинного института в Карфагене была большей, чем в самом Тире, что, видимо, связано с самой историей экспедиции Элиссы, которая не могла состояться без активной поддержки оппозиционной части тирской знати.

Как было отмечено выше, у Элиссы не было наследников и, по-видимому, с ее смертью монархия, унаследованная от метрополии, перестала существовать, а в Карфагене установилась республика. Подробности государственного устройства ранней республики неизвестны. В рассказе о перевороте Малха Юстин (XVIII, 7, 16–18) упоминает только две инстанции: народ, который Малх собрал на сходку, и десять сенаторов, убитых мятежным полководцем. Очень возможно, что последние — тот же совет из десяти «принцепсов», к которым перешла власть после смерти Элиссы (Шифман, 1963, 47). Малх, опираясь на народ, сумел ликвидировать их господство и дал городу новые законы. Их содержание неизвестно, как неизвестно и положение самого Малха. Он явно не был царем, ибо, как говорит все тот же Юстин (XVIII, 7, 18), именно стремление к царской власти было ему вменено при свержении (ср.: Ehrenberg, 1931, 646). Фактическое же положение Малха можно, видимо, сравнить с положением греческого тирана.

По Юстину (XVIII, 7, 18), тирания Малха продолжалась очень недолго и была сменена диктатурой Магона, его сыновей и внуков. Юстин (XVIII, 7, 19; XIX, 1, 1) и Диодор (XI, 20, 1) подчеркивают военный аспект их полномочий, называя их императорами, стратегами, гегемонами. Только Геродот (VII, 166), говоря о Гамилькаре, сыне Магона, пишет, что он «царствовал по достоинству». Оговорка «по достоинству» (κατ ανδραγατιαν) говорит, что подлинным царем он все же не был. Подобную двойственность мы находим и при упоминании мореплавателя Ганнона, скорее всего, внука Магона. Плиний (V, 8; VII, 200) называет его полководцем ( dux, imperator ), а в заголовке его знаменитого перипла он именуется царем (βασιλεύς), но уже в самом начале текста говорится, что экспедиция была совершена по поручению карфагенян. Это говорит о том, что Магониды занимали какое-то официальное положение, позволяющее греческим авторам называть их царями, но с оговоркой, не позволяющей считать их подлинными монархами. При этом официальным источником их власти были выборы: Диодор (XI, 20, 1) прямо говорит, что Гамилькар был выбран полководцем. Может быть, выборы были ежегодными, и на них каждый год возобновлялись полномочия Магонидов, о чем позволяет думать упоминание Юстином (XIX, 1, 6) одиннадцати диктатур Гамилькара. Юридически же верховная власть принадлежала народу: карфагеняне постановили (εδοξε Καρχηδονιοις), чтобы Ганнон плыл за Геракловы Столпы (Han. per. 1).

Свержение Магонидов привело к значительным изменениям в государственном устройстве Карфагена. Видимо, в это время (Шифман, 1963, 100; Acquaro, 1987, 65) из состава сенаторов выделяется совет ста или ста четырех для надзора над полководцами (lust. XX, 2, 5–6; Arist. Pol. II, 8, 1273а). Это свидетельствует о том, что сам сенат состоял из большего числа членов и существовал при Магонидах. Возможно, что он и был создан при переходе власти от Малха к Магонидам. После этого верховную исполнительную власть в Карфагене стали осуществлять суффеты (Шифман, 1963, 101; Sznycer, 1978, 574–575). Но неясно, была ли эта должность установлена именно в это время. Мы уже видели, что должность суффетов («судей») существовала издавна в западносемитских обществах и что в финикийских городах именно они, вероятнее всего, возглавляли общинные институты, сосуществующие с царской администрацией. Может быть, суффеты (или один суффет) имелись в Карфагене изначально, но роль их была столь незначительна, что это не нашло никакого отражения в источниках. После же свержения Магонидов эта роль резко возросла, и они стали главами государства.

После всех этих событий карфагенская «конституция» и приобретает тот вид, о каком говорили Аристотель, а также Юстин, Полибий, Ливий и другие, по разрозненным описаниям которых можно об этом судить.

Высшей властью в Карфагене считалось народное собрание. Однако созывалось оно только при возникновении разногласий внутри советов и среди магистратов. Поэтому реально оно осуществляло свои полномочия только в периоды кризисов, как например, после поражения в войнах с римлянами. Практически власть была сосредоточена, по-видимому, в руках двух советов, из которых один, более широкий по своему составу, можно назвать на римский манер сенатом, и другой — более узкий, состоявший из ста или ста четырех членов. Не исключено, что последний был только частью первого, своего рода его постоянным органом. «Сенат» занимался более широкими проблемами государственной жизни, включая вопросы войны и мира, в то время как совет ста или ста четырех, может быть, в большей степени сосредотачивался на вопросах общей безопасности государства, включая предупреждение военных переворотов (Acquaro, 1987, 65–66). Какую-то важную, хотя пока еще не ясную роль играли пентархии, комиссии, состоявшие из пяти человек, кооптирующие своих членов, которые каким-то образом удерживали власть и после своего пребывания в этих комиссиях.

Высшей исполнительной властью, как уже говорилось, были суффеты, которых, как отмечает Непот (Han. VII, 4), каждый год было двое. На эту должность могли избираться представители разных родов, но могли, как показывают надписи, и члены одной семьи. Ливий (XXX, 7, 5) совершенно справедливо сравнивает их с римскими консулами. Среди полномочий суффетов был и созыв совета для решения самых неотложных дел (Liv. XXX, 7, 5–7). Существовали в Карфагене и другие магистраты, в том числе те, кого латинские авторы называют «квесторами», т. е. казначеи. Низшими должностными лицами были писцы. Несмотря на сравнительную скромность этой должности, сами писцы ею гордились, они упоминали ее в посвятительных надписях, отмечая даже, если этот пост занимал отец. Наконец, существовала еще должность посыльного, который исполнял самые разные приказы магистрата, в том числе и по аресту и насильственному приводу того или иного человека (Liv. XXXIII, 46, 5). Речь, видимо, идет о наличии какого-то вида городской полиции. Из слов Аристотеля (Pol. II, 8, 1273а; III, 1, 1275b) можно сделать вывод, что в Карфагене не существовало четких разграничений судебных полномочий магистратов: судом занимались различные должностные лица, и это могло дать повод Ливию (XXXIII, 46) говорить о «сословии судей», господствующем в Карфагене.