Юлиус Велльхаузен - Арабский халифат. Золотой век ислама

Самым существенным отличием новой эры от старой было отношение к религии. Аббасиды гордились тем, что привнесли во власть ислам, который Омейяды подавляли. По их словам, они хотели воскресить исчезнувшую традицию пророка. Они призывали знатоков Божественного закона перебраться к ним в Багдад из Медины, их прежнего места пребывания, и всегда искали их совета, представляя им на рассмотрение даже политические вопросы, изложенные в правовой форме, и позволяя решать их в соответствии с Кораном и сунной. Но в действительности они лишь заставляли ислам служить собственным целям. Они запугивали придворных ученых и добивались их одобрения даже самым своим возмутительным мерам. Они сделали религиозную оппозицию безвредной для себя, приведя ее к власти; с падением Омейядов она достигла своих целей и успокоилась. Политика находилась в хороших руках, мусульманам больше не нужно было из-за нее тревожиться. Теократия осуществилась и уже не была революционным принципом борьбы с действующей властью. Аббасиды довольно успешно двигали общественное мнение в эту сторону, и им была на руку потребность той эпохи в мире после непрерывной череды переворотов и войн. Арабы перекипели и истекли кровью.

Казалось бы, Аббасиды должны были благоволить к шиитам, с которыми сначала находились в союзе, но, придя к власти, они переменились, сделавшись скорее врагами Алидов, с которыми раньше отождествлялись, чтобы отмахнуться от их притязаний. Они отвергли даже своих преданных сторонников, то есть представленных в Иране радикальных шиитов (равандитов). В религии они обратились к арабам и отвернулись от персов. Достигнув центра, они отказались от своего происхождения с периферии и сосредоточили в своих руках всю полноту власти. Они вписывались в тогдашний ислам джамаата, который не формировал особых идей насчет себя, воспринимал религию как обычай и довольствовался традицией, которая через культ и закон единообразно управляла практическими вопросами жизни. Несмотря на видимую противоположность, в этом отношении они шли тем же путем, что и Омейяды, только гораздо более явно, нежели Омейяды, выступали за джамаат и гораздо более решительно следовали по расходящимся путям, угрожавшим религиозному и политическому единству. Как наследники пророка, они лучше воспользовались тем, что в их руках была не только светская, но и духовная власть, а именно имамат. В то время как Омейяды, в сущности, опирались на национальность, они основали свое правительство на гвардии и религии. Их халифат можно назвать цезарепапизмом. Они назначили инквизитора и учредили инквизицию, прежде всего против так называемых зиндиков, которые, видимо, были потомками радикальных персидских шиитов.

Даже хорасанцы впоследствии стали неудобны для Аббасидов. Аль-Мансур освободился от опеки Абу Муслима, как только перестал в нем нуждаться. По талантам он был Абу Муслиму далеко не ровней, но сумел обогнать его в коварстве и подстроил его убийство. Но более чем в чем-либо ином хорасанцы были по-прежнему незаменимы в военных делах, и даже впоследствии их было не так-то просто оттеснить или отстранить. Подобные попытки, предпринятые после смерти Харуна, привели только к упрочению их силы. Также халифам Аббасидов не удалось упрочить свою независимость, в большом количестве покупая берберов, славян, согдийцев и тюрков, вооружая и организуя их, чтобы использовать их против хорасанцев. Единственным результатом было то, что они тоже подпали под тиранию мамлюков, особенно тюркских, и в конце концов лишились всякой власти и их государство развалилось на куски.

В течение одного или двух веков иранцы сохраняли свое доминирующее положение, но они не могли рассчитывать на то, что оно вечно будет принадлежать их династии. В Маверранахре, Тохаристане и Хорасане они не сумели сдержать наступления тюрков, которое в течение некоторого времени отбрасывали арабы. Таким образом, в конечном счете тюрки стали наследниками мусульманской империи, в которую они ранее проникли в виде мамлюков. Если говорить в более широком смысле, то мы можем даже причислить к ним монголов, которые, однако, фактически не обосновались в исламе, а, скорее, промчались над ним подобно опустошительному урагану, оставив после себя только отрицательный след.

Бедуины думали о Дауле, то есть о Турецкой империи, как о племени и оценивали ее силу по числу верблюдов. Даже для городского населения политической единицей был не город, а племя, как курайшиты в Мекке и сакифиты в Таифе. Курайшиты и сакифиты считали, что политически принадлежат к одной общности, даже когда жили за пределами Мекки и Таифа. (Здесь и далее примечания автора, если не указано иное.)

Маленькая гонимая церковь (лат.). ( Примеч. пер.)

После изгнания иностранное господство было исходной предпосылкой для иерократии, она не обладала политической автономией. Поэтому она отличалась от государства, пусть даже и не в такой же степени, как христианская церковь на начальном этапе, поскольку она по крайней мере нашла прибежище в народе. Папские государства вообще нельзя сравнивать с ней, потому что там церковь не была государством, а владела государством. Старая израильская теократия сама по себе проявляет большое сходство с арабской, хотя, конечно, изначально в ней отсутствовала идея, что законным теократическим правителем является пророк, а не царь.

Вождь уммы – имам. Этимологически, однако, между этими словами нет прямой, а возможно, и косвенной связи. «Умма» происходит от корня «умм» («мать»); «имам», с другой стороны, от глагольного корня, обозначающего «стоять впереди».

Подобные же непоследовательности возникали до недавнего времени и у нас. Например, доктор Шнелле предоставил изгнанному Гофману фон Фаллерслебену право жить в своем поместье Бухгольц в Мекленбурге, которое получил во времена Германского союза. Очевидно, такое положение вещей имело свои преимущества.

Бану таглиб, которым разрешили остаться христианами, жили в Месопотамии.

Это и означает «хиджра»; «Ты оставил дом не ради рая, а ради хлеба и фиников».

При Умаре I такого чиновника еще не существовало. Предположительно, в то время не существовало споров. Впервые мы слышим о кади в Куфе во времена Муавии или Язида I.

Я использую слово «подданные» в этом более узком смысле, чтобы отличить их от арабов, которым фактически принадлежало государство.

В некоторых случаях они несли военную службу на границе, и тогда им не нужно было платить дань, поскольку считалось, что дань является платой за свободу от военной службы и за то, что ее несут арабы.