Коллектив авторов - Незримый фронт Отечества. 1917–2017 [Книга 1]

Настроение и погода, не сегодня известно, связаны. А здесь еще овладевшее умами чувство бессмысленности попыток атаковать без надлежащей огневой поддержки.

Выдержат ли? Сдюжат ли? Эта мысль не давала покоя Кириллову, начальнику штаба, Белозерову, Кузнецову. Уже не раз просили огня, огневого вала от артиллерии, от авиации, от черта, от дьявола, но больше огня. В ответ с разной степенью грубости слышали одно: «Выполнять задачу! Никаких разговоров! Командующий вами недоволен. Он требует расстреливать каждого командира, кто отойдет, кто не прорывает оборону немцев. Все, что можно дать из огневой поддержки, уже дается».

Части редели не по дням — по часам, но пытались ежедневно прорваться. «Вперед! За Родину!», «За Ленинград!» — гремело то слева, то справа, то вместе из сотен глоток. Все понимали: за ними город, начинающий голодать. От них зависит его жизнь и смерть. Легкораненые отказывались от эвакуации. Шли снова в бой. Удавалось перетаскивать полковую артиллерию с противоположного берега, но после нескольких залпов поддержки ее накрывали на этой равнине из-за высоких бетонных стен полуразрушенной электростанции и из-за насыпи узкоколейки. На берегу эпроновцы под руководством самого Фотия Крылова [56] Эпрон — экспедиция подводных работ особого назначения. Ф. Крылов — широко известный в СССР организатор подводных работ. установили громоздкие лебедки — пытались переправить танки под водой. Металлические тросы рвались. Машины засасывало илистое дно. Но несколько танков перетащили. Иногда наступление трех-четырех соединений вместе поддерживалось авиацией. Ильюшинские штурмовики — «черная смерть» — звено за звеном обрабатывали перед атакой передний край немцев — но нейтралка здесь была столь узка и мало определима, что, пожалуй, от этих ударов не меньше доставалось своим.

— Ложись, ребята, наши летят! — То и дело истошный крик сотрясал воздух.

В ночь на четвертое ноября лейтенант Агеев с группой разведчиков приволокли «языка». Немецкий обер, возглавлявший команду снайперов 96-й пехотной дивизии, был «придавлен» в тот момент, когда, посвистывая, шагал к одному из своих постов. Пленного доставили на КП полка. Когда его втолкнули в блиндаж, гитлеровец молча выпрямился. Только что развязанными руками, словно в насмешку над вниманием нескольких пар воспаленных глаз, неспешно застегнул черный воротник, вытер лицо рукавом, обтер оцинкованную пряжку ремня и, высмотрев майора за коптившим шнуром, выдернув ладонь броском вперед, хрипло проорал: «Хайль Гитлер!» Вот такие они были «красавцы» 41-го, и только после Сталинграда стали потихоньку учиться выкрикивать «Гитлер капут». У окраин Ленинграда и Москвы они фанатично ощущали себя уже победителями России.

Ни Белозеров, ни комполка не знали немецкого. Оперуполномоченный, с помощью карманного разговорника, пытался заставить гитлеровца показать на карте огневые точки, командные пункты, одновременно выяснить, где находятся представители и пункты абвера. Куда там. Обер протестующе визжал лишь «найн» и «нихт», словно боров, притащенный для переделки на отбивные.

Белозеров позвонил в особдив. Копалова, как и переводчика, не было. Майора Кириллова связали со штадивом. Офицер разведки оказался раненым, но не настолько, чтобы не мог вести допрос.

— Политрук, может, вы с бойцами доведете этого «найн» до штадива? Здесь метров триста, — сказал командир.

До штаба добирались по «Невскому проспекту». Сержант и ефрейтор из тех, что с Агеевым взяли «языка», толкали гитлеровца вперед, придерживая за конец ремня, которым связаны были предплечья. Немец явно дрожал от страха. Боялся не допроса, не плена, не того, что могут когда-то пустить в расход. Нет, вбирал в плечи голову, сжимался каждый раз, когда слышал свист своего снаряда, разрыв своей мины. А гальку и глину берега его соотечественники почти без перерыва пахали снова.

— Что, не по носу свой табак, сволочь такая? — процедил политрук, когда, в который раз, подогнулись ноги у его подопечного. — Нет, ты понюхай, гад, чем нас потчуете, только у нас-то поджилки не трясутся. У, сука! — сжались кулаки Белозерова.

Факелы взрывов побежали вдруг от дальнего пляжа навстречу им. Низко режущий воздух вой послышался рядом. Разведчик Беспалов, дав подножку немцу, и одновременно с политруком, подхватив его и брякнув плашмя в воронку у откоса, навалились сверху, втиснув его голову в глину. В этот момент у них ничего ценнее этого проклятого обера не было в жизни. Не дай бог его укокошит. Даже забыли о себе.

Когда отряхнули с ватников землю и встали, подталкивая немца вперед, политрук невольно подумал о странных поворотах судьбы. Давно ли, казалось, была средняя школа, уроки любимого учителя обществоведения Симонова, уроки немецкого языка, который так никто и не освоил, но на которых было твердо усвоено, что если фашисты и вздумают напасть на нас, «если завтра война», немецкий народ под руководством КПГ и ротфронтовцев не даст в обиду Отечество трудящихся. Фашизму будет нанесен удар не только нами, но и славным рабочим классом Германии. В сорок глоток, с твердой верой в него, школьники распевали: «Товарищи в тюрьмах, в застенках холодных, вы с нами, вы с нами, хоть нет вас в колоннах…» и «проверьте прицел, заряжайте ружье, вперед, пролетарий, за дело свое!..» Собирали взносы МОПРа в помощь немецким антифашистам.

А через полтора-два года ненависть в душе Белозерова уже не могла делиться на большую к членам партии Гитлера и на меньшую — к беспартийным немцам, испанцам, мадьярам, маршировавшим по советской земле, беспрекословно вешавшим по команде эсэсовцев людей России, убивавшим детей, насиловавшим женщин.

А вот только что своим телом он закрывал настоящего фашиста. Правда, нужного, ох как нужного, для истребления их всех, пришедших сюда.

Обер был доставлен в штаб дивизии целым. При допросе лежавшим на нарах с раздробленной голенью подполковником — представителем разведотдела фронта, ожидавшим эвакуации, разговорился. Сообщил много сведений о передвижении частей. Но лишь после того, как подполковник предоставил выбор: переправиться в лодке вместе с ним и следовать в плен или быть безвестно закопанным здесь. Сообщил, между прочим, по настояниям Белозерова и о том, что на их участке, куда вчера добавили много артиллерии, зачем-то появились абверовцы из отдела I Ц-корпуса, находящегося где-то за участком. Это явно не было случайно. Политрук, записав в блокнот показания немца, помчался бегом в особдив. Но попал из-за обстрелов туда через час или полтора.

Копалов и его заместитель Новиков, в прошлый раз поддержавший его в споре с начальником, только что появились в землянке.