Руслан Скрынников - Дуэль Пушкина

Пушкин был полон сил и всё ещё пользовался славой. Его появление в общественных местах было событием. Например, в университетских аудиториях студенты теснились к знаменитости и жадно внимали его речам. 27 сентября 1832 г. Пушкин известил жену о предстоящем посещении лекции московского профессора, прибавив при этом: «Моё появление произведёт шум и соблазн, а это приятно щекотит моё самолюбие» [1297]. Университет был храмом науки. Что касается праздных зевак на улицах, их внимание стесняло и сердило Пушкина.

19 апреля 1836 г. была издана и одновременно поставлена на сцене Александрийского театра комедия Н.В. Гоголя «Ревизор». Согласно начальной редакции пьесы, Хлестаков должен был произнести такой монолог: «Литераторов часто вижу, а как странно сочиняет Пушкин. Вообразите себе: перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, какова только для одного австрийского императора берегут [какова при дворе даже нет], — потом уж как начнёт писать, так перо только: тр… тр… тр… Недавно он такую написал пиэсу: Лекарство от холеры, что просто волосы дыбом становятся. У нас один чиновник [один начальник Отделения] с ума сошёл, когда прочитал». Эпизод с Пушкиным был вычеркнут автором перед представлением текста в цензуру. В позднейшей редакции монолог получил окончательную форму: «С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: „Ну, что, брат Пушкин“ — „Да так, брат, отвечает бывало, — так как-то всё…“ Большой оригинал» [1298]. Ещё при жизни Пушкин становился героем литературных произведений, анекдотов и фольклора.

В январе 1837 г. Александрина несколько раз посетила дом сестры Екатерины. Хотя жена Дантеса старалась уверить всех, что она «самая счастливая женщина на земле», Александрина видела, что это не так. «Катя выиграла, я нахожу, в отношении приличия, — писала Гончарова брату, — она чувствует себя лучше в доме, чем в первые дни: более спокойна, но мне кажется, скорее печальна иногда… она старается ввести меня в заблуждение… ничего от меня не скроется» [1299]. В самом деле, положение Екатерины в доме Геккернов было двусмысленным и более того — ложным. Братья не присылали денег, обещанных Дантесу при помолвке. Баронесса оказалась в положении бедной и нелюбимой жены.

В своих «Конспективных заметках» Жуковский так охарактеризовал взаимоотношения внутри семьи молодых Геккернов:

«После свадьбы (Дантеса и Гончаровой. — Р.С. ). Два лица. Мрачность при ней. Весёлость за её спиной.

При тётке ласка (Дантеса. — Р.С. ) с женой; при Александрине… brusqueries (грубости. — Р.С. ). Дома же весёлость и большое согласие (между Жоржем и Катериной. — Р.С. ).

История кровати.

Le gaillard tire bien (Балагур метит хорошо. — Р.С. ).

Vous m’avez porte bonheur» (Вы принесли мне счастье. — Р.С. ) [1300].

Первая фраза посвящена Жоржу. Дома он старательно разыгрывал роль счастливого супруга. Заметка о балагуре также имела в виду Дантеса. Современники неоднократно называли кавалергарда балагуром.

Следующее предложение не поддаётся прочтению. Первое и последнее слова «Le gaillard …(пропуск в автографе) …tres bien». И.Боричевский предложил чтение не Tres bien — очень хорошо, а Tire bien — метит хорошо [1301].

Я.Л. Левкович полагает, что слова «Вы принесли мне счастье» принадлежали Пушкину и были обращены к Дантесу: «Его пошлые остроты, казарменный тон отвратили от него жену поэта и потому „принесли счастье“ Пушкину» [1302]. Однако такое толкование кажется искусственным. Жуковский первым поверил в «материальные доказательства» Геккернов и вместе с тем в серьёзность намерений француза в отношении Гончаровой. Именно он больше всех способствовал сватовству поручика. Жорж имел все основания сказать ему: «Вы принесли мне счастье». Фраза доказывает, что Жуковский сохранял добрые отношения с Дантесом до самой дуэли.

В «Конспективных заметках» Жуковский обронил загадочную фразу «История кровати». В ней исследователи увидели намёк на сплетню об отношениях Пушкина и его свояченицы Александрины [1303]. Такое истолкование текста более чем сомнительно.

Если анализировать фразу «История кровати» в контексте документа, она теряет всякую двусмысленность. Жуковский повествует о Дантесе и Екатерине. «История кровати» — это их история. Слова Жуковского находят прямую аналогию в письме Александра Карамзина. Он писал о Катерине Геккерн-Гончаровой: «…та, которая так долго играла роль сводни (в романе Дантеса и Натали. — Р.С. ), стала в свою очередь любовницей (Дантеса. — Р.С. ), а затем и (его. — Р.С. ) супругой» [1304].

Сами Геккерны ославили девицу Екатерину Гончарову. Спешить с браком заставляла её мнимая беременность. Свадьба не прекратила сплетен. Общество ждало, когда в семье кавалергарда появится ребёнок.

Понадобилось некоторое время, прежде чем Пушкин осознал, сколь неблаговидную роль играла во всей истории Екатерина, принявшая сторону Геккернов. Гончарова забыла о благодеяниях сестры Натальи и её мужа, взявших её в свой дом.

Вспышки гнева Пушкина делали его беззащитным против сплетен и клеветы. Отдаваясь чувству раздражения, поэт, по словам Александра Карамзина, даже не пытался взять себя в руки, но «сделал весь город и полные народа гостиные поверенными своего гнева и ненависти» [1305]. Он не уставал рассказывать о поведении Дантеса и подлинных обстоятельствах его брака. Анна Николаевна Вульф писала из Петербурга сестре в провинцию: «Про свадьбу Гончаровой так много разного рассказывают» [1306]. Полагают, что молва была невыносима для поэта. Но в ещё большей мере она была оскорбительна для Дантеса и его жены.

После гибели поэта его друзья подчёркивали, что свадьба с Екатериной не помешала кавалергарду возобновить дерзкие ухаживания за Пушкиной. В показаниях перед военным судом Данзас утверждал: «Гг. Геккерны даже после свадьбы не переставали дерзким обращением с женою его (Пушкина. — Р.С. )… давать повод к усилению мнения, поносительного для его чести и чести его жены» [1307]. Оценивая показание Данзаса, следует иметь в виду, во-первых, что он не посещал салоны, где встречались Пушкины и Дантес, и, во-вторых, что на суде он старался доказать, будто кавалергард сам спровоцировал дуэль.

Слова о наглом поведении француза внушают сомнения. В дневниках и записках современников можно уловить преимущественно жадное любопытство к происшествию в семье поэта. Фрейлина Мэри Мердер тотчас после бала у Фикельмон 21 января сделала подробную запись в своём дневнике, касавшуюся Дантеса и Натали: «…о любви Дантеса известно всем, её якобы видят все. Однажды вечером я сама заметила, как барон, не отрываясь, следил взором за тем углом, где находилась она (Пушкина. — Р.С. ). Очевидно, что он чувствовал себя слишком влюблённым для того, чтобы… рискнуть появиться с нею среди танцующих» [1308]. Кавалергард даже не танцевал с Пушкиной, не подходил к ней близко и не говорил со свояченицей. Он смотрел в сторону Натали, и этого достаточно, чтобы сделать вывод о том, что Жорж не танцует из-за слишком большой влюблённости и пр. Между прочим, фрейлина, по её собственному признанию, была «слишком близорука».