Руслан Скрынников - Дуэль Пушкина

Мечтания о новой жизни отчётливо звучали в стихах:

В 1830 г. поэт решил искать счастье на проторённых путях — в семейной жизни. Четыре года спустя он написал «на свете счастья нет». Стихи «Пора, мой друг, пора!» должны были получить концовку. Пушкин набросал план дальнейшей работы: «Юность не имеет нужды в at home, зрелый возраст ужасается своего уединения. Блажен, кто находит подругу — тогда удались он домой. О, скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню — поля, сад, крестьяне, книги: труды поэтические — семья, любовь etc. — религия, смерть» [572]. Последние слова наброска — пророческие: «религия, смерть». Смерть примиряет с Богом, смерть как венец жизни — эта тема начинает громко звучать в творчестве поэта в последние годы.

Сама жизнь рождала трагическое сознание. Причиной были не одни беды, преследовавшие поэта после 1834 г., — цензурные притеснения, ссора с царём, бедность, долги. Пушкин обладал потрясающей интуицией и, может быть, предчувствовал близость смерти. Он достиг возраста, который, по понятиям того времени, был порогом старости. Близилась пора, отмеченная духом смирения. Его литературные персонажи заговорили новым языком.

Герой готов довольствоваться совсем немногим. Но он глава семьи и хозяин Дома. Он ведёт достойную и независимую жизнь, а потому может сказать о себе «сам большой».

Житейские размышления героя Пушкин выразил нарочито незамысловатой фразой, заимствованной у Антиоха Кантемира: «Щей горшок, да сам большой, хозяин я дома» [573]. Крылатые слова «сам большой» в Пушкинское время успели превратиться в поговорку.

Отставка и переезд в деревню должны были открыть Пушкину путь в деревенские пенаты, путь к независимой жизни.

Наталье Николаевне поэт сообщил о своей отставке задним числом, когда всё было позади: «На днях хандра меня взяла; подал я в отставку» [574]. За этим шутливым извещением скрывался эпизод, едва не перевернувший жизнь поэта.

25 июня 1834 г. Пушкин вручил Бенкендорфу прошение об отставке. Решение это далось ему с большим трудом. Автограф письма поэта имеет дату — 15 июня. Десять дней письмо лежало в столе у Пушкина, и лишь после этого попало в руки шефа жандармов [575].

Текст прошения был предельно кратким: «Поскольку семейные дела требуют моего присутствия то в Москве, то в провинции, я вижу себя вынужденным оставить службу и покорнейше прошу ваше сиятельство исходатайствовать мне соответствующее разрешение» [576]. Документ не заключал в себе никаких серьёзных аргументов в пользу отставки. Ссылка на Москву и провинцию была неубедительной, поскольку семья Пушкиных жила в Петербурге, и поэт беспрепятственно ездил в старую столицу и в провинцию в течение двух с половиной лет службы. Предположить, что Пушкин рассчитывал на то, что его прошение оставят без внимания, трудно.

15 июня Пушкин составил прошение об отставке и не позднее 19 июня сообщил жене: «Здесь меня теребят и бесят без милости. И мои долги и чужие мне покоя не дают» [577].

Одно обстоятельство имело особое значение. С начала июня столица стала готовиться к главному празднику империи — дню рождения императора, 25 июня [578]. Пушкин пренебрёг приглашением монарха и не пошёл на праздник, хотя обязан был в качестве камер-юнкера присутствовать на всех церемониях в Зимнем дворце.

Александр Сергеевич долго колебался, прежде чем вручил прошение Бенкендорфу.

25 июня поэт остался дома, вместо того чтобы ехать на приём к царю. Он жалел время и не хотел видеть Николая I, хотя больше и не сердился на него. Неизбежными были расспросы, почему Пушкин, получив приглашение на двух персон, не вызвал жену из деревни и лишил государя удовольствия танцевать с ней. Все знали, что Наталья Николаевна была желанной гостьей в Аничковом дворце. Пушкин не виделся с царём длительное время и теперь должен был поблагодарить его за крупный заём из казны. Однако весь город толковал об огромном проигрыше сочинителя, и тот не знал, уведомили ли жандармы о его игре императора.

В перлюстрированном письме Пушкин писал, что к наследнику с поздравлениями по случаю его совершеннолетия идти не намерен. Эти строки должны были сильно задеть Николая I. Поэт не захотел явиться во дворец для поздравлений в день рождения наследника. Теперь камер-юнкер отказался поздравить монарха с его праздником, нарушая не только обязанности придворного, но и правила приличия. Пушкин нимало не сомневался, что после праздника его ждёт «мытьё головы», и желал избежать унижения.

Тягостная зависимость от службы (прежде всего придворной) и только что предоставленный казённый заём — вот что более всего тяготило поэта в июньские дни. В письме от 8 июня Пушкин дважды упомянул о деньгах, завершив исповедь фразой: «Денег тебе не посылаю». Без денег и без согласия Пушкина его семья не могла отправиться из деревни в Петербург.

С января 1834 г. Пушкин выражал крайнее негодование по поводу своего камер-юнкерского чина. После беседы с ним Алексей Вульф записал в дневнике 19 февраля 1834 г.: «…поэта я нашёл… сильно негодующим на царя за то, что он одел его в мундир, его, написавшего теперь повествование о бунте Пугачёва… Он говорит, что он возвращается к оппозиции» [579].

Оппозиция Пушкина не имела политического характера. Политической оппозиции в России после разгрома тайных обществ не существовало. Однако нет никакого сомнения в том, что решение Пушкина выйти в отставку и покинуть столицу было воспринято властями как прямой вызов.

Мысль об отставке была следствием глубокой неудовлетворённости поэта. Речь шла, конечно же, не о шитом придворном мундире, а о несравненно более важных вещах. Перед Пушкиным встал вопрос, как жить дальше.