Серена Витале - Черная речка. До и после - К истории дуэли Пушкина

Поручение к Жан-Веру я выполнил. У него был граф Панин и просил позволения остаться дольше, чем до 18-го, на случай если у жены его случится выкидыш. Надеюсь ради него, что такое разрешение ему не потребуется.

Ещё одна неприятная новость: всё это лето у нас будут работать каменщики: как я уже писал, Завадовские купили дом и будут надстраивать этаж над квартирой мадам Влодек [158] Завадовские, хозяева дома, в котором Геккерен снимал квартиру, хотели, судя по сообщению Дантеса, предпринять в 1836 г. его достройку, но эти планы тогда не были осуществлены. Поскольку Дантес сообщает, что надстраивать будут над квартирой «мадам Влодек», а дом был двухэтажный на подвалах, то значит, что Геккерены занимали его бельэтаж. .

Я огорчён, дорогой мой друг, что ты не решился купить в Голландии лошадей, хотя бы для себя; лошади для меня — это всего лишь моя фантазия и просьба на тот случай, если тебе позволят деньги, но при отсутствии оных об этом и речи быть не может. Но ты, дорогой мой, сделал бы выгодное дело; и если бы ещё хорошего кучера, а ты нашёл бы его, ведь твой прежний только и мечтает вернуться к тебе; притом лошади обошлись бы тебе вполовину против того, что придётся платить в Петербурге, и были бы лучше; брать же их внаём при твоей бережливости — это уж просто глупо.

Тебе, конечно, уже известно, что умер Пушкин [159] Речь идёт о графе Василии Валентиновиче Мусине-Пушкине-Брюсе (1773—1836), на которого граф Гритти, незаконный сын его покойной жены графини Екатерины Яковлевны Мусиной-Пушкиной, урождённой Брюс (1776—1829), подал в суд для признания собственных прав на наследство. Длительный процесс закончился в пользу графа Гритти. , но самое необычайное в том, что умирает и Гритти, по крайней мере, в городе ходят слухи об этом. Стоило, право, затевать столь скандальную тяжбу, если она не пошла впрок ни тому, ни другому.

Не хочу рассказывать тебе о своих сердечных делах, так как пришлось бы писать столько, что никогда бы не кончил. Тем не менее всё идёт хорошо, и лекарство, что ты мне дал, оказалось благотворным, миллион раз благодарю тебя, я понемножку возвращаюсь к жизни и надеюсь, что деревня исцелит меня окончательно: несколько месяцев я не буду видеть её [160] Н.Н. Пушкину. .

Ты помнишь, что Жан-Вер просил руки сестры красавицы графини Борх и ему, как и следовало ожидать, отказали. Что же, его соперник победил и вскоре получит её в жёны [161] Ольга Викентьевна Голынская, двоюродная сестра Наталии Николаевны Гончаровой, сестра Любови Викентьевны Борх (жены графа Иосифа Михайловича Борха, имя которого использовано в подписи анонимного пасквиля, присланного Пушкину 4 ноября 1836 г.). 1 октября 1836 г. стала женой Франсуа-Адольфа Лёве-Веймара (1801—1854), французского литератора. .

Прощай, мой драгоценный друг, единственный поцелуй в щёку, но не более, потому что остальные мне хочется подарить тебе по приезде.

Дантес

После этого письма наступает семимесячный перерыв в эпистолярном общении Дантеса с Геккереном, так как последний вернулся в Петербург и приступил к исполнению своих обязанностей. Он сообщает всем, что привёз с собою акт об усыновлении Дантеса, теперь должного именоваться бароном Геккереном, акт, подписанный 5 мая королём Нидерландов Вильгельмом I. 21 мая Геккерену была дана частная аудиенция Николаем, во время которой он обращается к императору с просьбой о совершении необходимых формальностей в отношении его приёмного сына. На следующий день, 22 мая, Геккерен обращается, видимо, по указанию Николая I, с официальным письмом к министру иностранных дел графу Нессельроде, которым ставит его в известность в отношении акта об усыновлении Дантеса, высочайшем согласии на то императора, и просит, чтобы в полковых и прочих официальных документах его приёмный сын именовался впредь бароном Георгом Карлом де Геккереном. В действительности Дантес получил от короля Нидерландов только право носить фамилию Геккерен, да и то только по истечении года. Таким образом, все были введены в заблуждение. Подробно об этом см. в Приложении.

Пушкин на другой день, 23 мая, возвращается в Петербург прямо на каменноостровскую дачу и узнаёт, что несколькими часами раньше у него родилась дочь Наталия. 26 мая в кругу семьи Пушкин отмечает день своего рождения.

Наталия Николаевна с конца марта не выезжала в свет, так что всякие встречи её с Дантесом были исключены. Зато сохранились свидетельства встреч сестёр Гончаровых с Дантесом. Так, 27 мая они участвуют в увеселительной прогулке в Парголово в компании с С.Н. Карамзиной, Мещерскими, Н.И. Трубецким, Н.И. Мальцовым и Дантесом. Очевидно, что Дантес к этому времени входит в карамзинский кружок. Об этом говорят, прежде всего, письма Карамзиных. В письме от 5 июня 1836 г. С.Н. Карамзина сообщает брату Андрею: «Наш образ жизни, дорогой мой Андрей, всё тот же: по вечерам у нас бывают гости. Дантес почти ежедневно, измученный двумя учениями в день <���…>, но, невзирая на это, весёлый, забавный, как никогда, и ещё умудряется сопровождать нас в кавалькадах». (Пушкин в письмах Карамзиных 1836—1837 годов. М.—Л., 1960. С. 59).

Ещё с весны 1836 г. Дантес стал постоянным посетителем дома князей Барятинских, одного из самых светских в столице. В тот сезон впервые появилась в свете младшая дочь хозяев семнадцатилетняя княжна Мария Барятинская, которой Дантес стал оказывать явные знаки внимания, что не прошло в обществе незамеченным. Дневниковые записи юной княжны, а ещё более — зачёркнутые места, дают представление о том, что ухаживания Дантеса льстили её самолюбию. Эти же записи говорят о том, что Геккерен на этот раз явно поощрял ухаживания своего приёмного сына.

Вместе с тем сохранилось одно свидетельство того, что в узком карамзинском кругу Дантес по-прежнему обнаруживал свои чувства к Наталии Николаевне, но это, судя по реакции окружающих, пока не вызывало никакой тревоги. Свидетельство относится к 1 июля, дню рождения императрицы, отмеченному традиционным праздником в Петергофе, на который Пушкин со свояченицами не поехал, сославшись на траур по матери. Софья Николаевна Карамзина, сообщая брату Андрею подробности этого дня, писала: «Я шла под руку с Дантесом, он забавлял меня своими шутками, своей весёлостью и даже смешными припадками своих чувств (как всегда, к прекрасной Натали)».

Наталия Николаевна в это время до конца июля безвыездно жила на даче Каменного острова. Сёстры Гончаровы посещали только вечера на Островах, ожидая, когда Наталия Николаевна сможет выезжать. Это произошло 31 июля, когда они втроём отправились в Красное Село, где впервые после долгого перерыва увиделись Наталия Николаевна и Дантес. Вот как описала эту поездку Екатерина Николаевна в письме брату Д.Н. Гончарову от 1 августа: «Мы получили твоё письмо вчера, в карете, в тот момент, когда нам перепрягали лошадей в городском доме, чтобы нам отправиться в лагерь, где мы должны были присутствовать на фейерверке, устраиваемом гвардией, и который из-за непогоды должен состояться сегодня, но мы не поедем. Мы выехали вчера из дому в двенадцать с половиной пополудни и в 4 часа прибыли в деревню Павловское, где стоят кавалергарды, которые в специально приготовленной для нас палатке дали нам превосходный обед, после чего мы должны были отправиться большим обществом на фейерверк. Из дам были только Соловая, Полетика, Ермолова и мы трое, вот и все, и затем офицеры полка, множество дипломатов и приезжих иностранцев, и если бы испортившаяся погода не прогнала нас из палатки в избу к Соловому, можно было бы сказать, что всё было очень мило. Едва лишь в лагере стало известно о приезде всех этих дам и о нашем, императрица, которая тоже там была, сейчас же пригласила нас на бал, в свою палатку, но так как мы все были в закрытых платьях и башмаках, и к тому же некоторые из нас в трауре, никто туда не пошёл и мы провели весь вечер в избе у окон, слушая духовой оркестр кавалергардов. Завтра все полки вернутся в город, поэтому скоро начнутся балы. В четверг мы едем танцевать на Воды». (Вокруг Пушкина. С. 243—244.)