Серена Витале - Черная речка. До и после - К истории дуэли Пушкина

Беседа с императрицей не оставила Ван Геккерену возможностей для иных выводов, чем те, о которых писал Бенкендорф.

Ван Геккерен не мог не поставить в известность министра иностранных дел о столь серьёзном развитии событий. [245] Депеша от 23 мая 1836 г. См.: Suasso. P. 140—144. Его секретная депеша попала в руки кронпринцу, который в конце сентября 1836 года пожаловался своему шурину Николаю на императрицу. [246] Записки отдела рукописей Гос. библиотеки им. В. И. Ленина. Вып. 35. С. 199.

В понедельник 23 ноября, вскоре после получения сердитого письма от Вильгельма, император дал аудиенцию Александру Пушкину. Принято считать, что во время этой встречи Пушкин сообщил царю о поведении Ван Геккерена и Дантеса.

Николай даёт понять Ван Геккерену, что более не настаивает на его присутствии в Петербурге. Уже 30 января, через день после смерти Пушкина, Ван Геккерен просит Нессельроде дать ему от имени императора письмо, оправдывающее его поведение в дуэльной истории. «Оно мне необходимо для того, чтобы я мог чувствовать себя вправе оставаться при императорском дворе», — пишет Ван Геккерен. [247] Пушкин и его современники. С. 183. В среду 3 февраля Нессельроде сообщает, что ещё не успел переговорить с царём и что лучше бы отложить прошение об отставке до субботы. [248] См.: Ternovskij. Е. Pouchkine et la tribu Gontcharoff. Paris, 1992. P. 89.

Ван Геккерен отвечает, что, по всей видимости, поздно, так как прошение он уже отправил. [249] Пушкин и его современники. С. 183. Но он всё же надеется получить письмо от Нессельроде до субботы. Николаю в тот же вечер становится известно о поданном прошении. Он пишет брату Михаилу: «…и кажется, что каналья Геккерн отсюда выбудет». [250] См.: Русская старина. T. V. 1902. С. 225. В понедельник 13 февраля Ван Геккерен уведомляет Ферстолка ван Сулена, что готовится к отъезду, «необходимость которого ему продемонстрирована». [251] Revue des Études Slaves. T. XVIII. Paris, 1937. P. 26. В воскресенье 12 марта, почти сразу же после этого письма, Вильгельм I поручает Ферстолку ван Сулену отозвать Ван Геккерена. [252] Suasso. P. 345. Через два дня министр исполняет поручение короля. [253] Там же. Р. 349.

В своих депешах нидерландским властям о роковом происшествии посланник не упоминает, что Дантес находится в России на военной службе. Король Вильгельм I узнаёт об этом из газет. Он велит выяснить у министра иностранных дел, почему нидерландский подданный Дантес, направляясь на государственную или военную службу за границу, не испросил разрешения [254] Ван Доорн — Ферстолку ван Сулену от 4 марта 1837 г. См. с. 242. [См. Приложение, письмо XI. — Прим. lenok555 ] . Поступивший подобным образом автоматически теряет нидерландское подданство. Ван Геккерен незамедлительно приносит извинения за это упущение.

Однако когда Дантеса высылают из России, он использует паспорт, предоставленный ему французским послом Барантом. [255] Ван Геккерен посылает Дантесу его паспорт в Кёнигсберг. См.: Пушкин и его современники. С. 279. Ван Геккерен решил не рисковать и не выписывать Дантесу нидерландский паспорт.

В Нидерландах случившееся наделало много шума. Король возмущён, дворянство негодует. Власти вынуждены предпринять какие-то шаги. Но какие именно? Между королём, министром иностранных дел, министром юстиции, а также Высшим советом дворянства завязывается дискуссия, продлившаяся до февраля 1838 года.

С юридической точки зрения, вопрос состоял в том, утратил ли Дантес нидерландское гражданство, поступив на службу в русскую армию, или он никогда его и не имел. В последнем случае, если он не являлся подданным Нидерландов, то и последние два пункта королевского указа относительно Дантеса не могли иметь законной силы, то есть Дантес никогда не принадлежал к нидерландскому дворянству и не имел права носить имя и пользоваться гербом Ван Геккеренов. В этом случае не требовалось предпринимать никаких дальнейших шагов. Если же он имел и утратил нидерландское гражданство, то это не означало, что он так же автоматически лишался принадлежности к нидерландскому дворянству. В таком случае вопрос сводился к тому, соответствует ли поведение Дантеса понятиям чести. Если нет, то он мог быть объявлен лишённым дворянского звания.

Министр юстиции и Высший совет дворянства заняли жёсткую позицию. Министр иностранных дел принял сторону Ван Геккерена и Дантеса. В итоге дело было вынесено на рассмотрение Государственного совета — нидерландского конституционного суда, который пришёл к заключению, что король не обязан принимать никаких специальных мер, и вот по какой причине.

Дантес утрачивал нидерландское гражданство в соответствии с законом, то есть автоматически. При этом не требовалось принятия специальных мер королём. С момента появления королевского указа прошло более года, и за истекший период никто из родственников Ван Геккерена не высказал возражений против изменения Дантесом своего имени. Поэтому речь шла о деле, которым следовало заниматься не королю, а обычному суду. Вопрос же о принятии Дантеса в нидерландское дворянство оставался открытым. Совет рекомендует ничего не предпринимать, поскольку вероятность того, что Дантес когда-нибудь воспользуется в Нидерландах своим дворянским дипломом, равна нулю.

Один из доводов, приведённых в ходе упомянутой выше дискуссии, побудил меня ещё раз обратиться к известной статье Гроссмана 1929 года «Женитьба Дантеса». Снукарт ван Схаубюрх, один из четырёх членов Высшего совета дворянства, пишет: «Если в отношении самого Дантеса встаёт вопрос о принадлежности к нидерландскому дворянству, то нельзя же на основании поведения отца лишать дворянского звания его детей». Возникает и ещё один вопрос: к каким последствиям для потомков Дантеса приведёт объявление недействительным решения об изменении фамилии. Снукарт ван Схаубюрх продолжает: «Предположительно, госпожа Дантес произвела на свет одного или, может быть, двух детей, и её муж носит фамилию Ван Геккерен. Эти дети записаны в книге рождений под фамилией Ван Геккерен, а их отец будет именоваться просто Дантес». [256] Записка А.К. Снукарта ван Схаубюрха от 14 января 1838 г. См.: Suasso. Р. 422—423. Двое детей через год после свадьбы? На основании чего вообще могло возникнуть подобное утверждение?

По мнению Гроссмана, из семейной переписки Дантеса можно сделать заключение, что Екатерина ещё до замужества носила в себе его ребёнка. Гроссман ссылался при этом на письмо от мая 1837 года, в котором упоминался ребёнок. Впоследствии выяснилось, что письмо следует датировать не маем 1837 года, а маем 1838 года, и, таким образом, казалось бы, все аргументы отпадают. Однако Гроссман полагал, что существовали и другие письма, которые свидетельствовали о беременности Екатерины ещё до замужества.