Ролан Мунье - Убийство Генриха IV

9 февраля духовенство и дворянство испросили дозволения Штатам продолжать заседать в полном составе после передачи наказов, направить двенадцать представителей с решающим голосом для совещаний с королевскими комиссарами и иметь право отвода комиссаров, которые вызовут недоверие сословий. На этот раз к ним примкнуло и третье сословие. Но в Лувре епископ Гренобльский не смог удержаться от того, чтобы не добавить еще требование об отмене ежегодного сбора, и согласие сословий рухнуло.

23 февраля 1615 г. наказы духовенства, дворянства и третьего сословия были переданы королю. Оставшиеся в Париже делегаты продолжали собираться в качестве частных лиц на неофициальных собраниях у председателей палат своих сословий. 24 марта они были приглашены в Лувр. Канцлер Франции объявил им о прекращении продажности должностей, о сокращении пенсий и об учреждении Палаты правосудия для расследования деятельности финансистов. «Что до прочих просьб, то он (король) озаботится удовлетворить их как можно скорее». Делегаты получили разрешение на роспуск и разъехались. О второй статье наказа третьего сословия, периодическом созыве Генеральных штатов раз в десять лет, вопрос больше не поднимался. Духовенство и дворянство ничего подобного не требовали. Вопрос периодичности был оставлен на усмотрение короля. О новом созыве Генеральных штатов еще будет объявлено во время Фронды, но раньше 1789 г. они уже не соберутся.

Таким образом, сословия королевства в конечном счете оставили всю власть в руках короля. Это они прибегли к помощи королевского абсолютизма и единодушно подтвердили за королем абсолютную власть. На что могли сослаться сословия, пытаясь навязать монарху свою волю? Разве не провозгласило третье сословие, что король суверенен, что в мирской сфере он не признает выше себя никого, что власть он получает непосредственно от Бога, что все, кто стал бы утверждать, что против королей можно восставать, — «мятежники, нарушители основных законов королевства и прежде всего преступники против королевского Величества»? Разве духовенство не превзошло здесь третье сословие, пригрозив мятежникам вечными муками? Разве, оставляя себе лишь случаи ереси и отступничества, оно не просило короля использовать свою абсолютную власть против статьи третьего сословия, против решения парламента, запретить последнему вмешиваться в государственные дела? Разве дворянство не умоляло короля применить свою абсолютную власть против социальных притязаний третьего сословия? Не с единодушным ли согласием все признавали всемогущество короля, взывали к его арбитражу, к его покровительству, оставляя на его усмотрение разрешение проблем, решить которые сословия сами оказались бессильны? В лице делегатов Генеральных штатов 1614–1615 гг. Франция отдала королевскому абсолютизму полную власть над собой. Для того чтобы события пошли таким путем, удар ножа Равальяка сыграл важную роль.

Удар ножа Равальяка — вероятно, во многом вопреки его намерениям, — помог укреплению абсолютизма во Франции. Тем самым Равальяк способствовал спасению Франции, пусть ее спасения таким образом он и не хотел. XVII век был веком тяжелым. Франция должна была бороться за свою независимость, за свое достоинство сначала с Габсбургами и с их поползновениями поработить Европу, потом с морскими державами — Голландией, Англией, и участвовать в долгих и изнурительных войнах: Тридцатилетней войне по 1648 г., которая из-за войны с Испанией как бы продлилась до 1659 г.; потом в Деволюционной войне 1667 г., войне с Голландией с 1672 по 1679 г., быстро переросшей в конфликт с коалицией; далее, после периода относительного, но вооруженного мира, — в больших войнах против Аугсбургской лиги с 1688 по 1697 г. и в войне за испанское наследство с 1701 по 1704 г., в которых Франция в схватке с европейской коалицией, подстрекаемой морскими державами, в борьбе за европейскую, морскую, колониальную, мировую гегемонию часто оказывалась в положении «большой осажденной крепости». Франции оставалось бороться, либо смириться с зависимостью, с положением вассала, с расчленением. Короли выбирали борьбу.

Эти войны, вести которые французских королей вынуждали европейская ситуация и забота о благе королевства, делали необходимым громадное увеличение налогового бремени. Они выпали на период, когда податная способность населения страны снизилась вследствие экономического спада XVII века. Постепенное сокращение торговли с испанской Америкой, уменьшение поступления драгоценных металлов, сошедшего к 1650 г. почти на нет, и, как следствие, замедление подъема цен по 1630 г., сохранение их в совокупности на одном уровне с 1630 до 1640 г., а потом снижение вплоть до минимума, достигнутого в 1675–1685 гг., осложняли жизнь производителям, крестьянам, ремесленникам, продававшим свою продукцию все менее выгодно и испытывавшим трудности с приобретением монет, необходимых, чтобы рассчитаться с налогами. Сказались также крупные стихийные бедствия и их последствия, плохие урожаи, дороговизна, недороды, эпидемии — «моры» (mortalités), как говорили тогда, — и дезорганизация экономики. «Моры» были настолько частыми, что некоторые историки предполагают возможность перемены климата, которая, впрочем, маловероятна: скорее следует говорить о периодических феноменах. Крупные «моры» имели место в 1630–1632 гг., в 1648–1653 гг., во время Фронды, в 1661–1663 гг., в 1693–1694 гг., в 1709–1710 гг. В результате как голода, так и эпидемий население надолго впало в бедность. Два-три неурожая превращали половину жителей сельских приходов, которые до того были мелкими собственниками, в нищих. Они становились бродягами и жили милостыней. Дома стояли заброшенными, деревни пустели. Население целых деревень, лишаясь корней, перемещалось из беднейших регионов в менее пострадавшие. Земля оставалась невозделанной, ее цена резко падала, и мелкие собственники продавали ее за бесценок. В городах во время эпидемий в большом количестве умирали ремесленники, более уязвимые, чем другие социальные группы, а в результате падало производство и прекращалась торговля. Зажиточные люди бежали в загородные дома. Муниципалитеты запрещали впускать чужаков, откладывали проведение рынков и ярмарок, не пропускали товары извне. Это был экономический кризис. Города и общины, чтобы лечить больных и кормить голодающих, влезали в долги.

Все эти явления ощущались тем тяжелее, что обладали кумулятивным эффектом: новый мор наступал, когда население еще не оправилось от предыдущего, так что с 1630 г. Франция постоянно испытывала экономические трудности, а с 1652 г., периода, большая часть которого совпадает со временем пребывания Кольбера на министерском посту, можно говорить о настоящей катастрофе при реальной нехватке людей.