Николай Карпов - Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Чтобы войска и беженцы могли выйти на побережье и двигаться к Туапсе, а потом к Майкопу, им нужно было сначала преодолеть Новороссийск, который к этому времени был в руках у турок и немцев, — другого пути не было. Лучшим вариантом могло быть заключение с интервентами соглашения, по которому войска просто прошли бы через город, не останавливаясь в нем. Но времени на переговоры уже не было. Приближались значительные силы белых. Последние начали обстрел колонн из бронепоездов и тяжелой артиллерии.

Решение на начало движения Ковтюх принимал самостоятельно. 26-го августа, пользуясь темнотой, он погрузил свою колонну в поезда и глубокой ночью эшелон за эшелоном направил ее в Новороссийск. Войскам была дана команда быть в готовности сходу вступить в бой с интервентами. По прибытии на станцию колонна быстро разгрузилась и уже через полчаса походным порядком проследовала через город по дороге на Геленджик. Ни немцы, ни турки никак не ожидали такого развития событий, красные вели себя так, будто никого кроме них в городе не было. Наверное, такой психологический прием и сыграл главную роль в том, что противник просто опешил, и боестолкновения не произошло. За первой колонной проследовали вторая, а потом, уже утром, и третья.

Когда приблизилась третья колонна, капитан — начальник немецкого гарнизона, приказал своим подчиненным срочно грузиться на корабли и выходить в море. Лишь отойдя от города на некоторое расстояние, немецкие корабли открыли огонь из тяжелой артиллерии, причем сначала по спускавшимся с гор белым, а потом и по хвосту уже покидавшей город третьей колонне красных. Но вреда эта стрельба красным колоннам не принесла, так как дорога на Геленджик была прикрыта горами. Затем немцы перенесли огонь полностью на белых, между ними завязалась артиллерийская дуэль. Пока эта перестрелка продолжалась, красные успели уйти от города на порядочное расстояние.

Потом были бои на подступах к Геленджику, у деревень Пшадской и Архипо-Осиповской, причем практически все эти населенные пункты красным проходилось брать в ночном бою, в рукопашных схватках, так как боеприпасов оставалось крайне мало. Среди отличившихся в этих боях был и житель находящейся в центре Таманского отдела, станицы Славянской И.Т. Высланко — будущий убийца И.Л.Сорокина. Он возглавлял разведку Таманского полка в колонне Ковтюха. После взятия Архипо-Осиповки он стал командиром эскадрона, заменил тяжело раненного И.С.Озовского. Активно действовал и взвод цыган из Славянского полка.

Двигаться войскам приходилось по местности, где негде было взять ни продуктов для людей, ни фуража для лошадей и домашнего скота. Питаться люди могли только тем, что собирали в лесу: желуди, дикие яблоки и груши, изредка на полях попадалась недозревшая кукуруза. Ее варили вместе с соломой. Чем дальше двигались войска, тем голод усиливался, а беженцев прибавлялось, — их уже было около 30000 человек. Опасность заставляла семьи бойцов и командиров, красную администрацию покинутых станиц и сел быть рядом с войсками, а то и непосредственно в их боевых порядках, а это еще больше усиливало дезорганизацию, снижало дисциплину и дух бойцов. Все красноармейцы были одеты кто во что попало и отличить бойца от беженца было трудно. Но даже та ветхая одежда, которая была на них, при нахождении в горах и лесах быстро истрепалась и изорвалась, некоторые были только в нижнем белье, большинство шли босыми. Но тяжелее всего был «патронный» голод. У немногих было по 2–3 патрона на винтовку, а у половины не было и их.

Вторая и третья колонны далеко отстали от первой. В Геленджике они остановились на 3 дня, здесь 27 августа было проведено заседание Военного совета и объявлено о создании Таманской армии. Ее по-прежнему составляли три колонны: первая — под командованием Ковтюха, вторая — Сафонова, и третья — Матвеева. Был избран и командующий армией. Им стал моряк И.И. Матвеев. Как вспоминал потом участник заседания Военного совета Г.Н. Батурин: «Матвеева пришлось долго уговаривать, он упорствовал, мотивируя свой отказ тем, что, будучи моряком, не знает правил ведения сухопутного боя, тем более на уровне командующего армией». В конце он поставил условие: «Я буду драться с вами в первых рядах — это вы увидите, но руководит штабом пусть товарищ Батурин» [231] Батурин Г. Н. Красная Таманская армия. - Краснодар, 1940. С. 10. .

Численность войск Таманской армии составляла 13000 штыков и более 3000 сабель при 30 орудиях. Была даже сделана попытка ввести единый знак отличия для бойцов и командиров армии. Каждый из них должен был носить на левом рукаве верхней одежды ниже локтя угольник из красного материала. Вместо председателей отрядных, полковых, батальонных комитетов было решено также ввести должности политических комиссаров колонн, частей и подразделений. Они назначались приказом политического комиссара армии, которым был член партии большевиков Н.К.Кига.

Вообще-то объявленное образование армии организации войскам особо не прибавило. Во всяком случае, в 2-х последних колоннах, несмотря на обещание, данное в Геленджике, командный состав частей вскоре стал часто возражать против отдаваемых Матвеевым и Батуриным приказов и распоряжений. Первое столкновение произошло на почве выделения артиллерии. Командиры полков отказывались отдавать «свои» пушки, говоря, что они их «добыли», и орудия должны находиться при своих частях. Убеждения и разъяснения всей выгоды объединения артиллерии положительных результатов не давали.

Получая боевые приказы, некоторые командиры немедленно являлись в штаб армии для выяснений, почему решили действовать именно так, а не иначе, что, по их мнению, надо действовать по-другому, или что они вообще не согласны с полученным приказом. С целью пресечения таких действий решено было собрать командиров частей. На нем Матвеев и Батурин заявили, что, пользуясь правом избранных, требуют беспрекословного выполнения своих приказов. В противном случае они слагают с себя полномочия, так как оставлять за собой ответственность за выполнение разрабатываемых планов не могут. Это произвело впечатление на командиров, и все они стали упрашивать Матвеева и Батурина продолжать командовать армией, обещая впредь выполнять все приказы.

«Мы с Матвеевым, — вспоминает Батурин, — предложили всем подписать акт, в котором каждый командир расписался в том, что за малейшее невыполнение боевых приказаний виновные командиры подлежат расстрелу. […] В редких случаях возникали потом противоречия или недовольства со стороны какого-либо командира по поводу отдаваемого распоряжения, приходилось недовольному показывать то место, где он расписался, и приказание выполнилось» [232] Там же. С. 11. .