Сергей Медведев - Эксперимент Зубатова. Легализация рабочего движения в первые годы XX в.

В охранные отделения и ГЖУ приходили устраиваться и откровенные авантюристы: «Миончинский К.П., находясь на Кавказе в 1904 году, прислал в Департамент заявление с предложением услуг: обрадовавшись возможности заполучить “интеллигента ”, Особый отдел Департамента полиции поспешил выписать этого доброхота в Петербург, однако из бесед с М. сразу выяснилось, что это аферист, ему отказали» [181] Там же. Л. 506. . Забавно и показательно, что Миончинский после того, как ему отказали, требовал возместить все транспортные расходы.

Одиозные искатели приключений досаждали не только полиции, но и противоположному лагерю борьбы. В «Черной книге» Меньщикова содержится документ о некоем Исааке Персице, который около 1900 г. явился в Женеву к Плеханову, признавшись, что состоял агентом Зубатова. Он заявил о своем раскаянии и готовности загладить грехи, предложив свои услуги в роли нового Дегаева [182] Дегаев Сергей Петрович (1857–1921) – член «Народной воли», сотрудничавший с подполковником Отдельного корпуса жандармов Г. П. Судейкиным. Выдал полиции многих народовольцев. Спасая свою жизнь, организовал убийство Судейкина, позже, по решению партийного суда, уехал в США, где и умер в 1921 г. . Предложение было отклонено Плехановым, находившим, что «раскаяние шпиона – вещь более чем сомнительная…» [183] ГА РФ. Ф. 1723. Оп. 1. Д. 375. Л. 572. . Раскаявшимся революционерам в МОО верили больше.

Будущие руководители и активисты легального рабочего движения становились секретными сотрудниками по стандартной схеме. Как правило, это были выходцы из революционного подполья, разочаровавшиеся в его идеологии вследствие общения с Зубатовым или же тяжелых условий содержания под стражей. Они были грамотны, отличались высоким уровнем интеллектуального развития. Многие руководители легальных рабочих обществ обладали харизмой, красноречием, различными другими талантами. Они надеялись на карьерный рост и связи с влиятельными людьми.

Стоит, впрочем, отметить, что увольнение и разоблачение сотрудника приводило его к полному жизненному краху и невозможности найти новую работу. Такие агенты, ежедневно опасавшиеся за свою жизнь, могли рассчитывать только на небольшую пенсию от Департамента полиции, но в некоторых случаях не получали и этого. В архиве сохранилось немало писем бывших агентов полиции, подобных этому: «…из дому меня выгнали <���…> теперь я скитаюсь кое-где и как-нибудь. Искал место, но не нашел… Вследствие чего я осмеливаюсь просить Вас, не поможете ли вы мне в улучшении моего положения. Гавриил Иван Боголюбов» [184] ГА РФ. Ф. 1723. Оп. 2. Д. 30. Л. 113. . Бывших агентов выгоняли из семей, с работы, они вынуждены были прятаться от революционеров. Последние, впрочем, сами прятались от агентов полиции, ведя при этом асоциальный образ жизни: «Все разъехались, и я должен был жить без прописки целую неделю, таскаясь целые ночи на улицах… Спал даже в церквях, во время ранних служб. Ох, как измучился. Я не могу никому показаться из знакомых студентов и курсисток, боясь нацепить себе шпиона. Они все живут на Васильевском острове, а там шпионов целая улица… Дни пришлось проводить в публичной Библиотеке и заниматься философией. Положительно все выхвачены» [185] ГА РФ. Ф. 102. Оп. 230. Д. 125. Л. 9. . Тяжелые жизненные условия бывших агентов и действующих революционеров были весомой причиной смены идеологического лагеря.

Процитированное выше перлюстрированное письмо от 24 февраля 1902 г. принадлежало студенту, занятому, и очевидно давно, нелегальной деятельностью. Письмо адресовалось в немецкий Шарлоттенбург, район Берлина, довольно часто упоминавшийся в нелегальной переписке. Среди прочих подробностей в нем сообщалось о многочисленных арестах среди студенчества, унылых настроениях в среде оппозиционных деятелей, распространившихся в высших учебных заведениях секретных агентах полиции: «…в Горном один студент Б. выдал жандармерии 25 человек. Его судили профессора и студенты, и он исключен без права поступления во все учебные заведения России» [186] ГА РФ. Ф. 102. Оп. 230. Д. 125. Л. 9. . Возможно, студент выдавал желаемое за действительное, поскольку в следующем абзаце он живописует, как в Бутырской тюрьме арестованные студенты «издают 4 газеты, довольно приличного содержания». Удивительное содержание перлюстрированного письма резюмировалось не менее удивительной резолюцией заведующего Особым отделом Л. А. Ратаева: «Это очень серьезное письмо. Автор очевидно (выделено автором статьи. – С.М.) нелегальный. Поскорее вытребовать письмо, надо послать в Москву для соображений по почерку. Выяснить германский адрес» [187] Там же. . Несмотря на то, что в письме содержалась фамилия московского знакомого автора (Быков), в архиве нет сведений о том, удалось ли задержать информированного студента.

Похожая история произошла с еще одним перлюстрированным письмом из Москвы во Фрайбург от 26 октября 1902 г. на имя Маркузе, написанным, по всей видимости, студентом. Автор сетовал, что «функции полиции и Университета перепутались», «выдача оканчивающим Университет зачетных свидетельств производится обер-полицмейстером, ректор же у себя в кабинете арестовывает при помощи сыщиков студента и отправляет его в охранку» [188] ГА РФ. Ф. 102. Оп. 230. Д. 50. Т. 2. Л. 101. . Резолюция Зубатова была краткой: «Кто это». Письмом заинтересовался исполняющий должность директора Департамента полиции А. А. Лопухин, предлагавший Зубатову «выяснить негласным путем личность автора означенного письма». Однако 17 марта 1903 г. Зубатов отчитывался: «Автора корреспонденции на имя Маркузе выяснить до сего времени не представилось возможным» [189] ГА РФ. Ф. 102. Оп. 230. Д. 125. Л. 102. .

Лаконичная резолюция не предусматривала отчета о проделанной работе, анализа причин неудачи сыска в отношении анонимного автора. Таким образом, руководство Департамента не могло судить том, какая работа была проделана в этом направлении и была ли проделана вообще.

Письма отразили тенденцию глубокого проникновения политической полиции и ее агентов в университетскую среду за несколько лет до Первой революции в России. Атмосфера всеобщей подозрительности и страха, недоверия и презрения к полиции заставляла профессуру и студентов объединяться и принимать меры против распространения секретных агентов полиции в аудиториях. Многочисленные аресты студентов значительно усложняли работу агентов Зубатова в университетах, краеугольным камнем которой были негласный надзор и осведомительская деятельность.

В оценках тайных агентов полиции С. В. Зубатов неизменно благожелателен, тогда как Л. П. Меньщиков с трудом сдерживает сарказм и мизантропию. Диаметрально противоположные отзывы объясняются не только разным отношением одного и другого к эксперименту по легализации рабочего движения, но, как видится, и противоположным восприятием людей: увлекающийся, творчески настроенный, оптимистичный Зубатов приписывал своим сотрудникам качества, которые не были им присущи, в то время как Меньщиков, злобствуя и критикуя, тотально отказывал рабочим в способностях к оперативной работе. Ниже приведен краткий очерк о главных учениках и помощниках начальника Московского охранного отделения.