Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

Как бы то ни было, в греческой мифологии Колхида занимала видное место уже с весьма древних времен — быть может, со II тысячелетия до н. э., или, во всяком случае, с самых ранних лет милетских географических исследований. Земля колхов была той самой сказочно богатой страной, куда плавали аргонавты за золотым руном. Там правил царь Эет, чье имя происходило от названия его царства — Эя, то есть страна восходящего солнца. Эю обычно отождествляли с Колхидой, хотя в качестве другой возможности порой указывают Таманский полуостров.

Во главе аргонавтов стоял Ясон, которого Пелий, захвативший власть в Фессалийском Иолке, хитростью услал добывать золотое руно, прежде чем юноша заявит о своих законных правах на престол Иолка. Войдя через Боспор Фракийский в Понт Эвксинский, благополучно миновав «сдвигающиеся скалы» Симплегады (пустив впереди Арго голубку), моряки встретили радушный прием у мариандинов. Затем, после недолгой остановки в Синопе, они приплыли в Эю, или Колхиду, высадившись в устье Фасиса, возле которого и стоял царский город. Благодаря помощи царевны Медеи Ясон справился с заданиями, порученными ему Эетом, а именно — впрячь в ярмо пару огнедышащих быков, вспахать на них поле, засеять его зубами дракона или змея (убитого некогда Кадмом) и перебить вооруженных воинов, которые вырастут из посеянных зубов. После этого, опять-таки с помощью Медеи, Ясон завладел руном и пустился в бегство. О его возвращении в Грецию ходило немало противоречивых рассказов, да и вся эта история являет целое нагромождение легенд и элементов волшебной сказки. Вместе с тем в мифологической форме она отразила подлинные ранние странствия греков, отважно исследовавших опасное Черноморское побережье.

С дальними берегами Черного моря, или даже с областями, лежащими в стороне от моря, связан и другой известнейший греческий миф, а именно — миф о племени амазонок. Они обитали в Темискире на реке Термодонт на севере Малой Азии, к востоку от Амиса и от реки Ирис 44(откуда, впрочем, по словам Страбона, их изгнали 45; возможно, такое утверждение основывалось на полном отсутствии следов их пребывания здесь). Иные же рассказывали, что амазонки жили далеко на северо-востоке — возле устья Танаиса 46, а то и еще восточнее, у Каспийских ворот, к югу от одноименного моря 47.

Здесь важно одно: греки «поселяли» их у самого края ведомого мира, потому что их жизнь представляла обратный — по сравнению с «обычным» — ход вещей (являя образец известного типа народных сказаний: со сходными мерками Геродот, например, подходил к египетским обычаям) 48. Ибо амазонки — женщины и вместе с тем воительницы не хуже мужчин: так, Гомер дважды награждает их эпитетом аупбуецхп 49. Так, среди них царил «порядок наоборот» — потому что война почиталась исключительно мужским уделом. А греки — пожалуй, как никто еще — были убеждены (за исключением очень немногих), что женщины стоят на другой (гораздо более низшей) ступени, нежели мужчины.

Амазонки же не только были «мужеподобны» — они еще и сражались против мужчин. Так, Арктин — милетянин, живший в VIII веке до н. э., — повествовал в своей «Эфиопиде» (или «Амазониде»), как во время Троянской войны царица амазонок Пентесилея явилась на помощь осажденной Трое 50(тогда как в «Илиаде», напротив, она изображалась врагиней троянцев 51) и вступила в единоборство с Ахиллом. Он поверг ее наземь и убил: амазонки во всех мифах погибали, сражаясь с мужчинами (прежде Ахилла амазоноубийцами стали Геракл, Тесей и Беллерофонт). Ибо их чудовищную гордыню — соперничество с мужской воинской доблестью — требовалось покарать. Но о том значении, которым греки наделяли этот миф, говорят сцены амазономахии, часто сопоставляемые в искусстве со сценами кентавромахии, — а такое подразумевающееся сравнение должно было подчеркнуть сходство обоих этих вымышленных народов. Пусть одно племя — похотливые самцы, а второе — целомудренные женщины: обе стихии одинаково враждебны «правильному» строю людских отношений, в котором царят мера и лад. Такие изображения амазонок появляются начиная с VII века до н. э.: воительницы облачены в короткие туники, а иногда — в скифские или восточные штаны.

Но исключительная дерзость и отвага, которой наделялись в мифах эти грозные женщины, настолько захватила воображение греков, что амазонки фигурируют в самых различных ролях и местах, — причем не только в качестве вопиющего примера, оправдывающего расхожие взгляды на различие полов и засилье «мужского шовинизма» (пользуясь бытующим ныне выражением), но и в качестве основательниц важных городов на западе Малой Азии, в том числе Кимы и Эфеса (ибо Артемида Эфесская далеко не всегда сохраняла неподвижный облик изваяния в своем главном храме, но порой принимала амазоноподобный образ). Голос Геродота явно выпал из общего хора, когда он предположил относительное равенство между полами, а именно — «выдал» амазонок замуж за родственное скифам племя савроматов или сарматов, живших к северу от Танаиса 52. В описанном им вымышленном обществе отношения между мужчинами и женщинами были установлены, а их роли распределены, таким образом, что ни одна из сторон не могла похвалиться полным господством над другой.

Описанный в настоящей книге пятивековой период начался с почти полного упадка, сопутствовавшего гибели микенских дворцов и воцарившегося после их окончательного краха. Мы предприняли попытку проследить за тем, как греки постепенно преодолевали этот упадок, — поочередно рассмотрев различные географические районы и множество городов. Во всех областях греческой жизни — государственном устройстве, хозяйстве, общественном строе, поэзии, философии, науке, искусстве — в многочисленных полисах и районах произошли глубокие и значительные сдвиги.

Все эти достижения явились залогом блестящего будущего. В области политики граница между предыдущим этапом и последующим — то есть «классическим» — ясна. Ибо вскоре после событий, составивших предмет нашего изложения, начались греко-персидские войны. Они ознаменовали поворотный период, обозначенный такими вехами, как сражения при Марафоне (490 г. до н. э.), Фермопилах, Артемисии и Сала-мине (480 г. до н. э.), Платеях и Микале (479 г. до н. э.). Греки одержали победу, которая не только позволила их независимым городам-государствам процветать дальше, но и превратилась в неиссякаемый источник гордости для грядущих поколений.

Но не все было так просто. На протяжении всего нашего исследования мы наблюдали непрестанное противоборство между панэллинским духом, воплощенным в единстве крови, языка и религии, — и центробежной тягой, выливавшейся в межполисное соперничество. Когда же надо всеми нависла персидская угроза, единству все-таки удалось возобладать над разобщенностью. Но это отнюдь не означает, что против персов выступили все до одного государства Балканской Греции: иные, напротив, сочли нужным встать на их сторону, а иные предпочли сохранить нейтралитет, — но те, что взялись защищать свою свободу, выстояли и восторжествовали. Главенство в борьбе против персов принадлежало Спарте и Афинам (несмотря на их взаимные трения и вражду); однако о том, какое из этих государств в большей степени способствовало победе, — споры велись еще долгие годы.