Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

То же самое можно сказать и о так называемых орфических поэмах. Некоторые из них были собраны, а в иных случаях и явно подделаны, афинянином Ономакритом — «окололитературной» фигурой при дворе Писистрата 42. В этих стихах повторялась мысль о том, что человечество греховно и осквернено титанической злобой, что оно должно пройти очищение от этой вины, чтобы сподобиться избавления в загробной жизни. (Вазописец V века до н. э. Полигнот изобразил Орфея в окружении умерших — и счастливых, и тех, кто претерпевает муки, ибо не заслужил спасения.)

В целом такие взгляды являли мощную орфическую «контркультуру» — течение, устремленное в противную сторону, нежели главные направления гражданской греческой религии: ибо она обращалась к неподвластным разуму, стихийным глубинам человеческой личности и предлагала избавление от душевных тягот и метаний, — что было не под стать более уравновешенной олимпийской религии.

Беспорядочному миру мелких фракийских царств настал конец, когда персидский властелин Дарий I ок. 513–512 гг. до н. э. затеял свой первый поход в Европу — и прежде всего нагрянул в их земли (с помощью флота, набранного среди восточных Греков). Переправившись через Боспор Фракийский по понтонному мосту, сооруженному самосским инженером Мандроклом, Дарий добился покорства от множества фракийских племен и превратил их земли в персидскую сатрапию, которая располагалась в удобном соседстве с золотыми и серебряными пангейскими рудниками и оказывала влияние на Македонское царство, лежавшее по ту сторону от Пангея.

Поход же Дария на север, в Скифию, оказался не столь успешен (как об этом будет сказано ниже), но, во всяком случае, его новая фракийская «провинция» помогала поддерживать связи с рядом племенных объединений, живших севернее Дуная. Кроме того, ее возникновение стало грозной вехой для греков, потому что этот кусок европейской прибрежной земли, оказавшись в руках персов, превратился в удобный плацдарм для нападения на Балканскую Грецию — и это значительно приблизило начало греко-персидских войн.

Когда эта угроза сделалась совсем неминуемой, ок. 492/491 г. до н. э., Мардоний взялся за переустройство фракийской сатрапии (расшатанной скифскими набегами, которые, возможно, имели место тремя годами ранее). Он низвел до подчиненного положения здешние греческие поселения (которым было суждено вновь обрести свободу по окончании греко-персидских войн) и передал власть над ними избранным дружественным племенам фракийцев — в частности, одрисам, которые достигли вершины могущества в более поздние годы того же столетия (примечание 35).

«Скифия» была несколько туманным греческим обозначением для всей той огромной восточной территории Европы, что простиралась от Карпатских гор до Танаиса (Дона). Населяло эти земли весьма пестрое скопище народов (или групп народов), изначально кочевников из Средней Азии, которые постепенно стали проникать на запад в начале II тысячелетия до н. э. Об этнической принадлежности столь различных племен остается лишь гадать, но, вероятно, большинство этих народов говорило на индоевропейском, преимущественно иранском языке, хотя не следует исключать и вкрапления угро-алтайских (урало-алтайских) элементов. Нам тоже придется пользоваться понятиями «Скифия» и «скифы» достаточно вольно, причем не только ввиду расплывчатости географических определений у Геродота и прочих авторов, но и ввиду того, что они явно смешивали правящие сословия (которые были немногочисленны и состояли из людей, которых строго говоря, нельзя отнести к скифам) и подвластные им племена (которых было огромное количество, причем весьма разнородных по составу).

Придя из Средней Азии в восточную часть Европы и на Кавказ, скифы и зависимые от них народы столкнулись с киммерийцами (примечание 2), после чего многие скифы перебрались к югу — по ту сторону Кавказа, в Северо-Западную Персию и ее побережье. Оттуда они совершили первый набег на Ассирийскую державу (Приложение 1), но впоследствии заключили союз с ассирийскими властителями, один из которых, Асархаддон (ок. 681–669 гг. до н. э.), выдал свою дочь за скифского царя Бартатуа (Протофия). Вскоре скифские переселенцы уже господствовали над среднеазиатскими землями, куда они перебрались. Но спустя двадцать восемь лет после падения ассирийского владычества их изгнал царь мидийцев Киаксар (Приложение 1). Скифы снова принялись постепенно возвращаться через Кавказ на север, и вновь заселили южные районы ныне бывшего Советского Союза.

Родственные им племена переселились на запад — вплоть до Пруссии и Венгрии, — а также перебрались на территорию Румынии и Болгарии (эта область, Добруджа, была известна под названием «Малой Скифии»). Другие же устремились на восток, дойдя до Алтая (местом находок V века до н. э. стал Пазырыкский курган в Горном Алтае). Однако сердцевиной Скифии была область, лежавшая в глубь от северного (украинского) побережья Черного моря — от низовий Борисфена (Днепра) до Танаиса (Дона), а также земли на Кубани и север Херсонеса Таврического (Крыма).

В глубине, между течениями двух крупных рек, находились «царские владения самого доблестного и наиболее многочисленного скифского племени», по словам Геродота 43. Их государство подразделялось на четыре части (или на три, с военными целями), и в каждой имелся наместник; так осуществлялось правление, или надзор за огромным, хотя достаточно свободным, объединением племен.

Многие их подданные занимались земледелием, остальные же — как и сами предводители «царских скифов» — придерживались традиционных кочевнических обычаев, «промышляли не земледелием, а скотоводством; их жилища — в кибитках», — хотя раскопки в Каменском, на месте торгового поста у Борисфена, заставляют усомниться в дальнейшем утверждении Геродота, будто скифы не знали ни городов, ни укреплений 44. Однако он справедливо отмечал, что сила их заключалась в способности к быстрому передвижению, что позволяло им блюсти надзор над своими необъятными просторами 45. Несмотря на природное беспокойство характера, они успешно осуществляли этот надзор благодаря отлаженному порядку, а также многочисленным лошадям (скифы были одним из первых народов, приручивших и объездивших лошадь); количество лошадей, которых погребали в скифских могильниках вместе с покойником, доходило со сотен. Славились они и искусными лучниками — чьи изображения появляются на афинских вазах ок. 570 г. до н. э. («кратер Франсуа») и ок. 540 г. до н. э. (работа Эксекия), — которые в последующем столетии служили в Афинах в наемных войсках и городской страже.

Геродот, описывая причудливые обычаи скифов (подчас неожиданно подтверждаемые археологией), замечал, что во многих отношениях они являют полную противоположность обыкновениям греков 4**. Аттические вазописцы тщательно изображали их негреческого вида бороды и длинные космы, откинутые назад ото лба, их глубоко посаженные глаза, крупные носы и тяжелые надбровные дуги 47.