Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

Не менее важным было то, что эти новые общины, сосредотачивавшиеся вокруг главных городов, составили ядро будущих политически независимых городов-государств. В 850–750 гг. до н. э. такая форма государственной жизни стала для Греции преобладающей. Правда, бытовали и другие формы организации, в частности, θνος — племя или группа племен, лишенные гражданских установлений (самым ярким примером тому служили фессалийцы 11); но с течением времени такой строй сохранялся, как правило, только среди наиболее отсталых греческих общин. С другой стороны, как уже говорилось во Введении, существовали сотни греческих городов-государств; ни одно из них не было слишком большим, а некоторые оставались чрезвычайно малы 12. Каждое из них именовалось полисом (хотя то же самое слово обозначало не только городской акрополь, но и собственно город как центр содружества в целом). Города-государства не были новшеством. Правда, поселения вокруг микенских городов (даже если воспоминания о них или о том, что от них осталось, и повлияли на новые, постмикенские, городские объединения, — что вызывает сомнения), скорее всего, не обладали в достаточной мере муниципальными установлениями и посему не заслуживают такого названия. Зато трудно в нем отказать всем тем городам, которые уже давно существовали в ближайшем соседстве, на востоке, — особенно в таких странах, как Сирия и Финикия, и особенно в ту пору, когда они избегали сосредоточения большой власти 13.

Однако совершенно очевидно, что греки, объединявшиеся в семьи (οκοι), роды (γνη) и фратрии (φρατρίαί, братства) 14, о чем будет рассказано подробнее в связи с Афинами, обогатили понятие города-государства, вбиравшего в себя все эти объединения, новым смыслом и содержанием. Такие греческие государства включали полоску окрестных деревень 15— отнюдь не всегда изобиловавших дарами земли, ибо, по замечанию Геродота, «бедность в Элладе существовала с незапамятных времен» 16, — но имевших большое значение для греков, стремившихся сделать свои полисы (πόλεις) самодостаточными как в сельскохозяйственном, так и во всех прочих отношениях. И каждое государство действительно добилось такой самодостаточности, что вся общественная, экономическая, нравственная, интеллектуальная и творческая жизнь гражданина (πολίτης) вращалась внутри его тесных пределов. Он существовал в такой слитности с жизнью своего города, что, пожалуй, история не знала других подобных примеров, а ныне такое положение вещей многие сочли бы невыносимым. 17

Жизнь греческого гражданина, в частности, была сосредоточена вокруг городской агоры (άγορά), то есть места собраний (что является более точным толкованием, нежели «рыночная площадь»). Именно там — наверное, и раньше, еще в минойские и микенские времена (ср. Дрер, Глава VI, раздел 1) — встречались граждане для обсуждения дел или для участия в религиозных процессиях и атлетических состязаниях. Будучи греками, они, несомненно, спорили и о государственных делах. Но изначально эти сходки на агоре, пусть даже удостоенные названия народных собраний, не сильно влияли на ход политических событий, так как эти древнейшие собрания существовали лишь для того, чтобы выслушивать и одобрять решения, принимавшиеся наверху. Иными словами, эти решения провозглашали народу цари, которые, если верить преданиям, правили городами в глубокой древности.

Ибо Аристотель считал, что нарождавшиеся полисы вначале подчинялись единовластным правителям, представляя собой уменьшенные копии могучих царств микенской эпохи 18. В недавнее время такое представление было поставлено под сомнение, тем более оправданное, что мы не располагаем упорядоченными или исчерпывающими сведениями о каких-нибудь из этих монархий. Это так, но подобный довод ex absentia едва ли стоит принимать всерьез, потому что и о других явлениях «темных веков» нам известно чрезвычайно мало. И хотя обобщения невозможны, ибо каждый полис имел собственную историю, Аристотелева гипотеза, как представляется, все же приложима к немалому числу этих ранних общин.

Однако с течением времени эти греческие цари «темных веков» оказались неспособны долее удерживать в своих руках самодержавную власть: у них появились сильные соперники среди знати. И эти знатные соперники (евпатриды), улучая нужный миг — например, если царя заставала врасплох война, — постепенно подрывали царский авторитет. В конце концов, сплотившись, они сами пришли к власти. Для кучки аристократов было выгодней делить власть между собой, нежели бороться с другими за самодержавное владение царством; в любом случае прежняя единоличная форма правления уже отжила свое.

Как ранее царь-единодержец, так ныне сменившая его правящая знать оправдывали свою власть править и судить божественным правом, дарованным им богами, от которых они сами будто бы ведут происхождение 19Поэтому именно они утверждали своего рода монополию на «добродетель» (depend), а тем самым и монополию на могущество, без которого невозможно хорошее правление (etivopla). Следовательно, неповиновение властям считалось преступным. Чаще всего, сама верхушка знати мало чем отличалась от прочих земледельцев и пастухов — правда, у них в услужении находились ремесленники и рабы, — но именно они владели лучшими землями; кроме того, они поддерживали определенную аристократическую преемственность. Они ездили верхом и имели коней, поэтому Аристотель называет некоторые из первых аристократических режимов «государствами всадников (конников)» 20(ср. ниже, а также примечание 32). Описанный у Гомера замысловатый порядок обмена дарами между хозяином и гостем, связывавшего их дружескими узами гостеприимства, по-видимо-му, отражает обычай, который не был вовсе чужд и его слушателям в VIII веке до н. э. Другой излюбленной традицией знати, долгое время сохранявшей политическое значение, были мужские пиршественные сообщества ((гоцябош). Именно ради таких общих застолий было сложено — и во время них спето — немало лучших образцов поэзии той эпохи.

Нам известно о существовании в одной области — Западной (Опунтской) Локриде, в Средней Греции, — 100 домов знати и народного собрания в 1000 граждан (хотя эти данные относятся к V веку до н. э., они несомненно приложимы и к более раннему периоду). Дошли до нас сведения о собраниях в тысячу человек и в других греческих городах (в частности, это были Кима в Эолиде и Колофон в Ионии). Несомненно, в них входила знать и, возможно, часть сословия, следовавшего за нею. Порой собрания насчитывали только 600, или чуть более 200 (как в Коринфе), или даже 180 человек. Но во многих случаях эти собрания по-прежнему оставляли всю полноту реальной власти в руках немногочисленных вождей, «совет благодумных старейшин», которых созывает Агамемнон в Илиаде Гомера 21.