Майкл Грант - Греческий мир в доклассическую эпоху

Одно из таких древнейших изваяний — статуя женщины, посвященная Артемиде на Делосе — в то время подвластном Наксосу, — некой наксиянкой по имени Никандра (ок. 650 г. до н. э.). Парикообразная прическа, названная «дедаловской» в честь критского ваятеля (Глава VI, раздел 1), имеет все еще восточный вид, зато строгие, упорядоченные линии фигуры — уже греческое новшество. Делосские львицы VII века до н. э. (вероятно, посвятительный дар соперничавших знатных родов) тоже высечены из наксосского мрамора; того же происхождения и изваяние сфинкса в Дельфах, относящееся к началу VI века до н. э… Наксосские мужские и женские статуи — куросы и коры — проникли в Афины и сыграли огромную роль в становлении искусства мраморной скульптуры в этом городе. Одна из афинских кор (ок. 560–550 гг. до н. э.) сочетает в себе одновременно наксосский стиль (удлиненные черты) и самосскую технику (складки одежды).

Наксосцы вывозили не только произведения искусства и художников, но и необработанный мрамор. Ремесло ваяния развилось здесь столь быстро, что Наксос снабжал своими статуями многие материковые города, тогда как их собственные изделия находили лишь местный сбыт. Начиная с середины VI века до н. э. Киклады удерживали первенство и в изготовлении резных печаток, вдохновленных не столько восточными образцами, сколько местными печатками эпохи бронзы, которые любовно и искусно копировались. Возможно, и в этой области греческого искусства первенство принадлежало Наксосу (хотя находки позволяют по праву назвать и другой остров — Мелос). Кроме того, Наксос сыграл немалую роль в развитии греческого зодчества, внеся свою I лепту в создание ионической капители; а еще наксосскому зодчему Бизею приписывали изобретение мраморной черепицы^ 51.

На острове правили вначале аристократы, затем олигархи — до тех пор, пока не вспыхнули споры об их возросших богатствах (богачей прозвали «жирными»). Тогда один из олигархов — Лигдамид, до того занимавший должность стратега, — водворился в качестве диктатора с помощью другого самодержца, Писистрата Афинского (ок. 545 г. до н. э.). Лигдамид постоянно устранял соперников; но ок. 525/524 г. до н. э. (или 517/514 гг.? до н. э.) с помощью спартанцев изгнали его самого, и власть снова отошла к олигархии. Диктаторский режим Поликрата на Самосе временно затмил славу Наксоса, но его низвержение в 522 г. до н. э. и политические смуты, потрясшие вслед за тем его город, позволили ему за последние десятилетия VI века до н. э. достичь небывалой мощи и процветания (в числе прочего, на острове в изобилии появились рабы). Войско, которое наксосцы набрали у себя и на других островах, насчитывало около восьми тысяч пехотинцев-гоплитов. Имелся у них и свой флот; так они превратились в малую державу.

Как следствие, Наксос привлек алчные взоры и персов, и милетян. Поэтому ок. 500 г. до н. э., когда в результате внутреннего переворота остров оказался во власти демократически настроенного правительства, милетский властитель Аристагор, поддерживаемый персами, живо откликнулся на призыв на-ксосских аристократов-беженцев. Однако объединенному флоту милетян, персов и наксосцев-изгнанников не удалось захватить остров врасплох, и после четырехмесячной осады они ушли ни с чем. Эта-то неудача и очернила Аристагора в глазах персов, а тот, в свой черед, затеял против них Ионийское восстание. Наксос же в 490 г. до н. э. был опустошен персами, понеся кару за деятельное участие в этом восстании.

«Проионийский» Парос был вторым по величине среди Киклад, после Наксоса — своего извечного врага, куда более «западного», хотя лежал он в 6,4 км к востоку. Как и на Наксосе, здесь обрабатывали местный мрамор (белого цвета; добывавшийся на горе Марпесса), поэтому Парос превратился во второй очаг островной скульптуры III и II тысячелетий до н. э. Хотя в паросскую гавань могли заходить лишь небольшие суда, да и то с трудом, — мифы повествовали о заселении острова критским царем Миносом и его сыновьями, будто бы изгнанными Гераклом. Сохранились и рассказы о его колонизации аркадийцами и ионийцами под началом двух афинян — Клития и Мелана. На исторической сцене паросцы появляются во время Лелантийской войны между Халкидой и Эретрией на Эвбее (ок. 700 г. до н. э. — Глава IV, раздел 1): они выступали на стороне Эретрии, потому что Наксос поддерживал противную сторону.

Примерно за десятилетие до этого Парос основал, совместно с ионийскими Эритрами, город Парий на северо-западе Малой Азии. Но важнейшим свидетельством его ведущей роли в северно-эгейской торговле служит то, что ок. 650 г. до н. э., с разрешения дельфийского оракула, он колонизовал остров Фасос (Глава VIII, раздел 2), что открывало наксосцам доступ к золотым и серебряным копи вокруг горы Пангей в соседних фракийских землях. В течение жизни одного поколения между Фасосом и Паросом сохранялась весьма тесная связь.

Поэт Архилох, уроженец Пароса, был незаконным сыном Те-лесикла, основателя колонии на Фасосе. Матерью его была рабыня, возможно, происходившая с этого острова. Сам Архилох, встрявший в местные политические распри, участвовал в позднейшем освоении Фасоса. Он стал мореходом и наемником, выбрав такую долю оттого, что паросец Ликамб не позволил ему жениться на своей дочери Необуле; этот отказ породил поток яростной брани в стихах оскорбленного жениха. Архилох стал землевладельцем на Фасосе (о котором отзывался так: «невзрачный край, немилый и нерадостный» [перевод В.В.Вересаева]) и встретил смерть в одной из многочисленных стычек между паросскими колонистами и наксос-цами.

Что касается его творчества, то он разработал новый вид ямбической сатиры (считалось, что ямбы, в которых за кратким слогом следовал долгий, зародились в Элевсине — Глава II, примечание 12), заслужившей ему эпитет «скорпионоязычный». Не так давно был обнаружен папирус с тридцатью пятью строками Архилохова «Кёльнского» эпода, где с дотошными подробностями, в искусно выверенных образах, поэт живописует сцену любовного соблазнения. Кроме ямба, он пользовался и трохеическим размером (долгий слог — краткий). Но Архилох блестяще владел и другими, самыми разнообразными, метрическими формами, — словно снова вызывая к жизни полузабытое многоголосье древнейших народных песен, издавна сосуществовавших с более известными эпическими поэмами. Среди его сочинений были элегические эпиграммы, эпиникии (песни в честь побед на Олимпийских играх), а также дифирамбы — хоровые песни к Дионису (внушенные, по мнению Аристотеля, действием вина), которые, возможно, были предтечами греческой трагедии (Глава II, раздел 4; Глава III, раздел 2). Другие темы, встречающиеся в его стихах, — его собственное поэтическое дарование, различные мелкие обиды, угроза войны и солнечное затмение.