Жорж Вигарелло - История тела Том 1 [От Ренессанса до эпохи Просвещения]

Эта триада заменяет перечни различных занятий, которые в начале XVI века служили иллюстрацией физической мощи государей: здесь и воинственные жесты, которыми обмениваются Франциск I и Генрих VIII на «Поле золотой парчи» [511] Jusserand J.–J. Les Sports et les Jeux d’exercice dans l’ancienne France. Paris: Pion, 1901. P. 177. , и длинный список игр, в которые играл Генрих II [512] См. выше. , и не менее бесконечный перечень тех, в которые играл Гаргантюа [513] Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль / Пер. Н. Любимова. М.: Художественная литература, 1966. С. 87–89. . Столько всего накоплено, и все утрачивает актуальность, когда формируется новая модель благородного сословия: обучение становится более специальным, углубленным и кодифицированным.

По мере того как к традиционным ценностям воинского сословия добавляются считающиеся более утонченными ценности придворного общества, пополняется и словарь. Новое качество обозначается выражением, которое говорит само за себя: «благая грация», то есть элегантность, которой должен был отмечен каждый жест ученика, создавая иллюзию «естественности» [514] La Noue F. de. La cavalerie française. L’art de bien dresser les chevaux. Paris, 1621. P. 145. . Эта «благая грация» подразумевает определенную осанку и манеру держать себя: она выступает в качестве опознавательного знака, порывая с простым перечнем практик, применяемых Бусико. Она входит в каждое упражнение, поскольку должна быть результатом любого из них.

Нельзя сказать, чтобы ей было легко подобрать определение: это «некий свет, источаемый прекрасным сочетанием вещей, которые хорошо составлены, хорошо соотнесены друг с другом вместе и по отдельности. Без этой пропорциональности благо не будет прекрасным, а красота — приятной» [515] Délia Casa G. Galathée ou La Manière dont un gentilhomme doit se gouverner en toute compagnie. Paris, 1562. P. 534. . Прибежище формализованных абстракций, «благая грация» утверждается посредством равновесия и симметрии, представление о которых XVI век заново открывает в Античности [516] О восприятии Античности в XVI в. см.: Garin E. Moyen Âge et Renaissance. Paris: Gallimard, 1969. P. 5 (и далее, глава «Античная мифология»), . Нельзя сказать, что это качество может быть непосредственно выработано. Многие тексты с трудом допускают, что аристократическая элегантность бывает благоприобретенной: «От рождения вы обладаете этим „даром”, этой „грацией”, которая отличает вас от прочих людей и обеспечивает признание другими избранными» [517] Revel J. Les civilité de l’âge moderne // Politesse et sincérité. Paris: Esprit, 1994. P. 61. . Осанка, манера держать себя должны быть родовыми, как благородство. Обучение им — занятие, вызывающее довольно неоднозначное отношение. Тем не менее в XVI–XVII веках оно превращается в «воспитательную программу» [518] Delumeau J. La Civilisation de la Renaissance. Paris: Arthaud, 1984. P. 432. : «Хотя уже почти вошло в поговорку, что грации нельзя обучиться, скажу: кто (не будучи от природы неспособным) захочет стать в физических упражнениях грациозным, пусть начинает с ранних лет и постигает первоосновы у лучших мастеров» [519] Кастильоне Б. Придворный / Пер. О.Ф. Кудрявцева // Сочинения великих итальянцев XVI века / Сост. Л.М. Брагиной. СПб.: Алетейя, 2002. С. 211. . Новые телесные характеристики — безусловно новая система воспитания.

Поиск качеств, которые могут служить системой отличий, также способствует продвижению исследований тела и обогащает их словарь. Упоминания телесных характеристик становятся более многочисленными и точными, в них начинает вырисовываться образ тела, определяемого собственными атрибутами, а не только действиями и способами поведения. Желание нарисовать или описать хорошо воспитанное тело берет верх над простым перечислением упражнений, которые должны им практиковаться. Физические достоинства проявляются через свойства. Так, «Придворный» Бальдассаре Кастильоне — первый трактат этого типа, датирующийся 1528 годом, — связывает вместе силу, проворство и ловкость [520] Там же. С. 207. . А в «Совершенном джентльмене», английском аналоге итальянского придворного, Пичэм сосредотачивается на «сноровке, силе и крепости» [521] Peacham H. The Complété Gentleman. London, 1634. P. 207. . Итак, в этой все более отвлеченной конструкции первое место принадлежит трем качествам: «благой грации», силе и ловкости; таков намного более сдержанный образ придворного, безусловно далекий от старых средневековых моделей.

Однако эти качества остаются вполне интуитивными — скорее образами, нежели механизмами, скорее впечатлениями, нежели разъяснениями. К примеру, они не проиллюстрированы отсылками к органическим функциям или мускулам. Упоминаются лишь жилы и плоть — термины, обладающие довольно расплывчатыми деноминациями. Так, Ла Шатегнире, известный в

XVI веке свой силой, был «жилистым и худощавым» [522] Brantôme P. de. Œuvres. T. VI. P. 273. . Детям надо в первую очередь «укреплять жилы» [523] Chomel N. Dictionnaire oeconomique concernant divers moyens d’augmenter son bien et de conserver sa santé. Commercy, 1741. T. II. P. 68. . О силе лошадей судят по качеству жил, недостатки лошадей связаны с «поврежденными жилами», «пораженными жилами», «сократившимися жилами», «вывихнутыми жилами», «дрожащими жилами» [524] Solleysel J. de. Le Parfait Maréchal qui enseigne à connaistre la beauté, la bonté et les défauts des chevaux… Trévoux, 1675 (указатель к слову «Nerf»), . За этими метафорами не чувствуется механистической перспективы. Они лишь подтверждают трудность измерения всего, что имеет отношение к телу, неизбежно приводящую к метафоричности: жилистые «канаты» не поддаются учету и топологическому описанию, их способ действия не уточняется, не ставится под вопрос; согласно представлениям XVI и XVII веков, жилы — это и «трубы», и «веревки», они являются проводниками, по которым «во все части тела доставляются духи, необходимые для движения и ощущений» [525] Chomel N. Dictionnaire oeconomique. T. II. P. 68. . Один из преобладающих образов, жилы остаются основной составляющей плоти, смутно обозначая гибкость и твердость.

Удивительно и отсутствие тех качеств, которые сегодня кажутся нам самоочевидными, скажем, скорости: быстрота исполнения задачи не упоминается. В XVI–XVII веках можно проследить цепочку метафор, приближающуюся к этому понятию, но никогда точно его не обозначающую и не объективирующую: так, побившие швейцарцев испанские солдаты описываются как «почти лишенные жира, тощие, живые и подвижные, с крыльями на ногах (как это говорится)» [526] Brantôme P. de. Œuvres. T. I. P. 338. ; а отец Монтеня выполнял упражнения в башмаках «со свинцовыми набойками, в которых было легче бегать и прыгать» [527] Монтень М. Опыты. T. II. C. 17 («О пьянстве»). . Но скорость как таковая не упоминается. Напротив, один из любимых образов, переходящих из текста в текст, это образ «раскованного» тела: «очень крепкий, поразительно ловкий и гибкий»; Генрих II изображен Мезере «крепким и ловким» [528] Mézeray F. de. Histoire de France. Paris, 1646. P. 601. ; Генрих IV, согласно Пальма Кайе, обладал мощным телосложением и «раскованностью» [529] Palma Cayet P.–V. Chronologie novenaire // Nouvelle collection des Mémoires pour servir à l’histoire de France, 1er série. T. XII. P. 174. , тем самым совмещая в себе почти диаметрально противоположные качества, необходимые в бою и при дворе. Брантом приводит итальянскую характеристику: «con bel corpo desnodato et di bella vita», которую переводит так: «статного телосложения и хорошего роста» [530] Brantôme P. de. Œuvres. T. IV. P. 162. . Констатация силы сочетается не с массивностью, а с ее противоположностью, интуитивная метафорика мощи сближается с не менее интуитивной идеей раскованности. Уже в XVII столетии линию Кастильоне продолжают формулировки, предлагаемые Фаре: «Хорошо сложенные члены, гибкие, раскованные, легко приспособляющиеся ко всем видам упражнений, на войне или среди развлечений» [531] Faret N. L’Honneste homme ou l’Art de plaire à la cour. Paris, 1630. P. 25. . «Раскованность» дает определенный образ, даже если сам термин специально не раскрывается, тогда как соседство военных упражнений и развлечений по–своему свидетельствует о том коренном сдвиге, который произошел в эту эпоху.