Коллектив авторов - Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 2

Сближение СССР и Югославии с самого начала было крайне отрицательно воспринято коммунистической элитой Албании, считавшей, что Москва согласилась на укрепление Югославии в качестве доминирующей силы на Балканах, диктующей другим свои «правила игры», иными словами, дала зеленый свет на превращение Тираны в вассала Белграда, заинтересованного в том, чтобы поставить во главе Албании своих людей. В советско-китайском споре Албанская партия труда однозначно поддержала КПК, заняв с самого начала еще более жесткую антисоветскую позицию, нежели Пекин, проявившуюся в 1960 г. на совещаниях компартий в Бухаресте и Москве. Превращение Тираны в проводника политики Пекина на Балканах, сопровождавшееся жесткими репрессиями против сторонников просоветской ориентации, привело в 1961-1962 гг. к полному разрыву не только межпартийных связей, но и советско-албанских межгосударственных отношений. Уход с политической арены Н.С. Хрущева в октябре 1964 г. фактически ничего не изменил в советско-албанских отношениях.

С начала 1960-х годов источником сильных центробежных тенденций внутри советского блока становится Румыния. Румынская коммунистическая элита (да и немалая часть общества) с большой настороженностью восприняла осенью 1956 г. события в соседней Венгрии. Существовали опасения, что из чувства солидарности с восставшими соотечественниками активизируется, приняв радикальные формы, национальное движение трансильванских венгров — большого этнического меньшинства в Румынии, составлявшего около 1 млн 700 тыс. человек. Румынские власти оказали содействие Москве в нейтрализации в ноябре 1956 г. команды Имре Надя (депортированной на несколько месяцев в Румынию и тем самым выключенной из венгерской политической жизни). Напуганный венгерской революцией румынский лидер Г. Георгиу-Деж в конечном итоге сумел воспользоваться ею для укрепления своего режима, в том числе во внешнеполитическом плане. Твердая внутренняя политика (и не в последнюю очередь волна репрессий против реальных и мнимых оппонентов властей) преследовала целью не только устрашение потенциальной оппозиции, но и завоевание доверия Москвы. Официальный Бухарест хотел убедить советских лидеров в том, что за Румынию они могут быть спокойны, здесь существует прочная коммунистическая диктатура и не пройдет венгерский сценарий, а потому ее руководство не нуждается в мелочной опеке, на него можно положиться в принципиальных вопросах и вместе с тем предоставить чуть больше внешнеполитической самостоятельности. К этому аргументу охотно прибегали при обсуждении проблемы вывода советских войск. Москва дала на это добро. Вывод советских войск из Румынии (не граничившей со странами западного мира) весной 1958 г. явился составной частью пакета мер по разоружению, адресованных Западу, и имел, прежде всего, политико-пропагандистскую направленность.

Активизация внешней политики Румынии, начиная с 1957 г., проявилась в попытках взять на себя роль посредника в урегулировании советско-югославского спора, а также в выдвижении ряда региональных балканских инициатив. При этом советско-румынские отношения оставались в течение ряда лет довольно беспроблемными, лишь к 1963 г. вступив в полосу кризиса. В основе разногласий первоначально лежали экономические вопросы. Румынская сторона отвергла советские планы экономической интеграции в рамках СЭВ как мало учитывающие специфику Румынии и ее сложившуюся хозяйственную структуру. Советский Союз обвинялся в стремлении низвести Румынию до роли аграрно-сырьевого придатка более развитых стран. Разногласия между СССР и Румынией, вначале проявившиеся на сессиях СЭВ, привели в июне 1963 г. к открытому конфликту на встрече Н.С. Хрущева с Г. Георгиу-Дежем. Важной вехой в процессе формирования особого курса Румынии явилась апрельская Декларация 1964 г. — программный документ, делавший акцент на равноправии стран, строящих социализм, и приоритетности национальных интересов.

После отставки в октябре 1964 г. Н.С. Хрущева и смерти в марте 1965 г. Г. Георгиу-Дежа команда Л.И. Брежнева, преувеличивая роль субъективного фактора в возникшем конфликте, предприняла попытку перезагрузить отношения с Румынией. Успеха это не возымело, списать все на волюнтаризм и грубость Хрущева, начав политику «с чистого листа», не удалось, как не удались и попытки теснее пристегнуть Румынию к общей линии советского блока на международной арене. Новое румынское руководство во главе с амбициозным Н. Чаушеску еще последовательнее проводило особый курс, используя в интересах укрепления своей власти естественное стремление не только коммунистической элиты, но всего румынского общества к расширению суверенитета страны. Оно настаивало на реорганизации механизма ОВД, исходя из требований реального приобщения союзников СССР к принятию важнейших военно-политических решений. Особый курс проявился и в дистанцировании румынских коммунистов от участия на стороне КПСС в полемике с КПК. Обострение советско-китайского спора дало румынским лидерам возможность играть на противоречиях двух великих коммунистических держав в интересах укрепления позиций страны на международной арене и в мировом коммунистическом движении, и эта тактика сохранялась вплоть до нормализации советско-китайских отношений в 1980-е годы. В дни Шестидневной войны 1967 г. союзническая Румыния, в отличие от нейтральной Югославии, не поддержала однозначно проарабскую позицию СССР в ближневосточном конфликте. Пик осложнения двусторонних отношений пришелся на август 1968 г., когда Румыния оказалась в состоянии настоящей конфронтации с советским руководством, решительно выступив против вторжения войск ОВД в Чехословакию. В течение нескольких дней в стране существовали даже опасения советской интервенции в Румынию, впрочем, необоснованные.

Совсем иную внешнеполитическую стратегию избрала коммунистическая элита соседней с Румынией Болгарии. Руководство БКП во главе с Т. Живковым взяло курс на выдвижение своей страны на роль особого, привилегированного партнера СССР, особенно в экономической сфере. Это проявилось в постановке и последующем продвижении вопросов о более тесном увязывании экономических планов двух стран, создании совместных органов и т.д. Чутко улавливая импульсы, идущие из Москвы, и усердно на них реагируя, болгарские лидеры исходили из определяющей роли внешнего, советского фактора в развитии страны. Проводимый курс вызвал некоторые опасения в болгарском обществе, подозрения относительно якобы заключенного сговора с Москвой о превращении Болгарии в 16-ю республику СССР. Это способствовало в середине 1960-х годов активизации националистических настроений, нейтрализованных руководством страны, продолжавшим выступать за активное участие Болгарии в планах экономической интеграции в рамках СЭВ, но на практике не пытавшихся дать ход более радикальным проектам, направленным на включение Болгарии в состав СССР.