Коллектив авторов - Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 2

1 ноября в знак протеста против ввода новых войск из СССР И. Надь от имени правительства декларировал выход Венгрии из ОВД и обратился в ООН с просьбой о защите суверенитета страны. Это обращение, однако, не возымело действия. Рано утром 4 ноября правительство И. Надя было свергнуто в результате наступления советских войск на Будапешт, а сам он вместе с группой соратников нашел убежище в югославском посольстве, позже был депортирован в Румынию и возвращен в Венгрию в 1957 г., чтобы предстать перед судом. В течение нескольких дней было подавлено вооруженное сопротивление повстанцев, в течение месяца свернута деятельность рабочих советов, пытавшихся выступать в роли оппозиционного центра. Новое правительство Яноша Кадара, образованное в Москве, восстановило при поддержке СССР однопартийную систему, Венгрия продолжала сохранять лояльность своим союзническим обязательствам. В 1957 — 1960 гг. были предприняты жестокие репрессии против активных участников восстания (около 230 смертных приговоров). И. Надь, отказавшийся пойти на компромисс с новой властью, был приговорен к смертной казни по обвинению в антигосударственном заговоре и казнен в июне 1958 г., что еще больше ухудшило международный имидж кадаровской Венгрии, способствовало ее внешнеполитической изоляции.

При всей неоднозначности развития событий в Венгрии осенью 1956 г. избранный руководством СССР силовой способ разрешения кризиса не только вступал в противоречие с нормами международного права, но и продемонстрировал миру неспособность официальной Москвы пойти на решительный разрыв со сталинским внешнеполитическим наследием. Как явление международных отношений венгерский кризис 1956 г. стал лишь эпизодом в истории холодной войны, не оказавшим долгосрочного влияния на межблоковое противостояние. Вместе с тем каждая из сторон в своей последующей политике должна была учитывать исторический опыт «будапештской осени». Для всей мировой общественности, и в том числе рассчитывавших на помощь Запада оппонентов коммунизма в самих странах Восточной Европы, результативность советских действий в Венгрии стала подтверждением прочности Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений, резко ограничивавшей возможности эффективного вмешательства каждой из сторон в государствах, относящихся к сфере влияния противоположной державы. Тысячи венгров, понадеявшихся на американскую помощь, вопреки обещаниям радиостанции «Свободная Европа», этой помощи так и не получили. Была тем самым продемонстрирована несостоятельность доктрины «освобождения» Восточной Европы от коммунизма, с которой выступала администрация Д. Эйзенхауэра, венгерский кризис дал толчок последующему пересмотру всей восточноевропейской политики США. В свою очередь, уроки Венгрии-56 должны были в дальнейшем учитывать коммунисты-реформаторы в других странах Восточной Европы. Они наглядно увидели, к каким последствиям могут привести слишком радикальный отход от советской модели общественного устройства, а тем более нарушение союзнических обязательств. В то же время как польские, так и венгерские события осени 1956 г., явившись серьезным вызовом для советского руководства, поставили со всей очевидностью вопрос об эффективности всей прежней восточноевропейской политики СССР, заставив официальную Москву внести в нее определенные коррективы. После 1956 г. в Кремле отказываются от грубых форм диктата в отношении восточноевропейских союзников; для того чтобы укрепить пошатнувшееся единство лагеря, Советскому Союзу пришлось списать ряду своих союзников долги и предоставить им выгодные кредиты. В последующие годы экономические отношения СССР со странами Восточной Европы строились на более взаимовыгодной, партнерской основе, нежели до венгерских событий. К этому можно добавить, что венгерский кризис 1956 г. оказал влияние на внутриполитическую ситуацию в СССР. Страх перед развитием событий по венгерскому сценарию в случае утраты партийным руководством тотального контроля за ходом реформ сформировал в сознании советской партократии своего рода «венгерский синдром», еще более ограничивавший и без того весьма лимитированный реформаторский потенциал советской модели социализма, сдерживавший процессы десталинизации советского общества.

После 1956 г. источником сильных центробежных тенденций в мировом коммунистическом движении продолжала оставаться Югославия. Вследствие венгерских событий отношения Белграда и Москвы вновь осложнились. Этому способствовали как известная речь И. Броз Тито 11 ноября на партактиве в Пуле с критикой политики СССР в отношении Венгрии, так и предоставление Имре Надю и людям из его команды утром 4 ноября политического убежища в югославском посольстве в Будапеште, воспринятое советской стороной как нарушение договоренностей, достигнутых в ходе встречи Хрущева и Тито на о. Бриони в ночь со 2 на 3 ноября. Там речь шла о содействии Белграда в нейтрализации неугодного руководству СССР правительства. Лидеры Югославии, имевшие влияние на венгерских коммунистов-реформаторов, фактически по согласованию с Москвой, взялись за то, чтобы уговорить их добровольно самоустраниться, уступив место у руля другому правительству, способному железной рукой пресечь анархию и навести порядок. Об укрытии же в югославском посольстве политиков, перед этим выступивших с антисоветскими заявлениями, отнюдь не договаривались.

Между КПСС и СКЮ развернулась острая полемика в закрытой переписке, затем она перекинулась и в прессу. Югославская сторона всерьез опасалась возвращения к ситуации 1948 г. Однако, зная о большом международном авторитете маршала Тито и популярности югославской модели в мире, в Москве сочли нецелесообразным отлучать СКЮ от мирового коммунистического движения, ведь югославская схизма угрожала более широким расколом в лагере сторонников социализма (тем более в условиях, когда ряды симпатизирующих СССР на Западе редели вследствие разоблачений сталинской практики, а затем и вследствие венгерских событий). В августе 1957 г. на встрече с И. Броз Тито в Румынии Н.С. Хрущев заверил его, что Москва отнюдь не собирается использовать «дело Имре Надя» для разжигания столь же массированной антиюгославской кампании, как это произошло в 1949 г. с «делом Ласло Райка». Югославы, в свою очередь, обещали принять участие в приуроченном к 40-летию Октябрьской революции в России большом международном совещании компартий, призванном определить стратегию и тактику мирового коммунистического движения после разоблачения Сталина и роспуска Коминформа. Приехав в ноябре 1957 г. в Москву, югославская делегация, однако, не подписала важнейший из программных документов — декларацию компартий социалистических стран. Лидеры СКЮ, исходя из своей уже сложившейся тактики балансирования между Западом и Востоком, не хотели создавать видимости возвращения в советский блок, зная, что это будет крайне негативно воспринято на Западе и ударит по внешнеэкономическим связям Югославии. По тем же причинам они не хотели также солидаризироваться со слишком жесткими антизападными формулировками, внесенными по настоянию китайской компартии. Весной 1958 г. очередной съезд СКЮ принял новую программу партии, объявленную в Кремле ревизионистской (особенно возмутила попытка поставить на одну доску два противостоящих друг другу блока — НАТО и ОВД). Именно вследствие этого в рамках всего советского блока была инициирована новая пропагандистская кампания антиюгославской направленности. Она явно не достигла остроты рубежа 1940 — 1950-х годов, поскольку в Москве, реально оценивая влияние югославской модели, старались удержать критику в определенных рамках, не ставя под сомнение сохранение нормальных межгосударственных отношений. В то же время дружба с Югославией была временно принесена в жертву поддержанию консенсуса в отношениях с Пекином. Именно критика югославского ревизионизма стала во время следующего большого совещания компартий (ноябрь 1960 г.) общей компромиссной платформой, способной отсрочить (как оказалось, всего на считанные месяцы) неотвратимый открытый конфликт между КПСС и КПК. Тем временем титовская Югославия сделала магистральным направлением своей внешней политики участие в Движении неприсоединения, одной из организаторов которого она стала наряду с Индией и Египтом. Пытаясь активизировать свою политику в Азии и Африке, сделав ставку на поднимающиеся антиколониальные движения как на потенциального союзника в борьбе с империализмом, Москва осознавала, что путь в Третий мир может лежать не в последнюю очередь через сближение с таким в то время сильным и активным игроком на международной арене, как Югославия. А четко выраженная югославским руководством готовность встать на сторону КПСС в споре с китайской компартией по принципиальным вопросам стратегии коммунистического движения способствовала оживлению межпартийного диалога с Белградом. Начиная с 1962 г., несмотря на сохранявшееся дистанцирование Югославии от ОВД, советско-югославские отношения (в том числе экономические) находились на подъеме. В Москве, хотя в ходе двусторонних встреч и критиковали внутреннюю политику Югославии (особенно меры по децентрализации управления экономикой, ослабление государственной монополии на внешнюю торговлю), осуждение югославского «ревизионизма» в советской прессе в 1963 г. фактически сходит на нет. По сути в Москве признали право Югославии на свой путь к социализму как порождение конкретных и неповторимых специфических условий. Летом 1967 г. Югославия полностью солидаризировалась с позицией СССР во время Шестидневной арабо-израильской войны. Новый конфликт в отношениях Москвы и Белграда случился в августе 1968 г. и был обусловлен крайне негативным отношением югославского руководства к подавлению Пражской весны, воспринятому как возвращение к неприемлемым сталинским внешнеполитическим методам. Однако и он к началу 1970-х годов был преодолен.