Коллектив авторов История - Одесские катакомбы

Некогда эта каменоломня принадлежала известному сахарозаводчику Бродскому. Гонимый желанием извлечь из нее побольше материальных выгод, он производил разработку камня на 10–12 аршин в ширину коридора, несмотря на то, что делать это ни в коем случае не разрешалось по многим причинам и прежде всего потому, что чем шире прорезываются коридоры, тем слабее становятся своды и тем больше грозят они обвалами. В каменоломне Бродского бывали крупные обвалы сводов. В таких случаях огромнейшие глыбы весом в 100–200 пудов грозно падали на землю, давя под собой все. Ныне по этой каменоломне ходить не разрешается, так как здесь во многих местах свод почти наполовину висит в воздухе. Несмотря на это препятствие, мы все-таки обошли каменоломню Бродского, сделали планы, зарисовки, произвели фотосъемку. Резка камня в этой каменоломне когда-то производилась под наблюдением горного инженера Окольского, всячески старавшегося предупредить обвалы.

На многих стенах мы нашли отчетливо сохранившиеся знаки, надписи, сделанные его рукой и им же подписанные:

«1904 год — Окольский».

Самая недавняя дата относится к 1916 году.

С каждым пройденным шагом темнота становилась все гуще. Казалось, ее свободно можно ощупать руками. Боясь задеть в темноте какой-нибудь каменный уступ, прошли шагов двести. Не заметили, как очутились перед какой-то дверью. Переступили порог. Вошли в большую просторную комнату с хорошо отделанными стенами и потолком.

Осторожно выстучав каждый камень, каждый уступ и не услышав ничего подозрительного, двинулись дальше. Отошли несколько шагов. Перед нами снова дверь. Если в первой комнате валявшиеся на полу камни, груды песка, глины еще напоминали катакомбу, то здесь, во второй комнате мы не нашли ничего такого, что могло бы отличить ее от самой обыкновенной комнаты. Здесь было чисто, опрятно и, видимо, когда-то эта комната была обставлена.

Мы обошли все четыре угла, осмотрели стены. Подняв высоко над собой фонари, вдруг заметили отражение лучей в стеклянном потолке. Присмотревшись внимательно, увидели восемь толстых квадратных кусков стекла, вделанных как раз в середине потолка. Над стеклянным потолком был проложен еще один потолок, наглухо заделанный кирпичом.

— Эта комната, вероятно, была когда-то жилым помещением, — заметил один из наших товарищей.

Из загадочной комнаты дорога вела в огромный коридор, пересеченный целым рядом узких, аккуратных проходов. Заглянув в один из них, мы обнаружили полусгнившие ящики с истлевшими шинелями английского и французского образцов, покрытые глиной планшетки, заржавевшие винтовки. Здесь же увидели несколько надписей на стенах. Затем, уже в другом проходе, похожем на камеру для одиночек, обнаружили сделанную каким-то предметом надпись:

«Здесь были Г. Гаманюк, П. Нейман, А. Иванченко…»

Рядом стояла дата: 1918 год 4/1.

Как известно, Г. Гаманюк, П. Нейман были красногвардейцами.

В 1918 году где-то за городом они были самым жестоким образом замучены и расстреляны…

На одной из стен попутного коридора, очевидно, зубилом, было высечено: «Ленин. Да здравствуют Советы!» А в другом месте, на маленькой зазубренной скале, была найдена нами надпись:

«Прощайте… В. Г.»

Чем дальше пробираемся вглубь, тем больше находим интересных надписей.

Мы пошли по указанию стрелки, замеченной нами у самого входа в коридор. По дороге мы отыскали еще несколько стрелок. Под каждой значилась подпись «О. Т. С.».

Затем мы увидели свежую муровку. Начали разбирать стену, но дело подвигалось очень медленно. Решили в следующий раз прийти сюда с ломами. А пока, обозначив это место крестиком, продолжаем путь. Надписи стали попадаться чаще. Вот одна из них:

Ни клада, ни счастья вы здесь не найдете. Хоть лбом пробивайте стену за стеной… Налево пойдете, направо пойдете, Вы встретитесь только с ночной темнотой!

Под этим четверостишием, чуть ниже, снова стрелка, указывающая направление пути, и подпись: «О. Т. С.».

И стрелки, и подпись указывают на то, что по этому пути кто-то — скрывшийся за подписью «О. Т. С.» — упорно прокладывал себе дорогу. Кто он, этот «О. Т. С.», и какова его судьба, мы так и не узнали. Но не исключено, что он погиб в катакомбах. К такому выводу мы пришли, увидев через некоторое время две надписи:

«Кажется, слишком уклонился вправо… О. Т. С.».

«Неужели сбился? О. Т. С.».

Больше никаких знаков, стрелок за подписью «О. Т. С.» мы не обнаружили.

В одной из катакомб, во время работы экспедиции, Грицай обратил внимание на стену, в которой зияла расщелина. Когда расщелину начали углублять, то заметили в ее красно-бурой глине ровные, параллельно расположенные белые слои. В них оказались кости. Их извлекли и доставили в университет, где ученые установили, что это остатки верблюдов, гиен, шакалов.

С этого момента в программу нашей экспедиции был включен еще один пункт — работа на науку…

*( Печатается с сокращениями по тексту журнала «Огонек», № 31, 1961 г. )

Фигурой и повадкой напоминает Тимофей Григорьевич Грицай борца. Тяжелые вислые плечи, ладони — в три иные «интеллигентские».

И глаза… Они у Грицая словно задернуты занавесками: прикрыты припухлыми створками век, а поверх того стеклами очков — не заглянешь в них, не угадаешь, о чем думает их хозяин…

Как он стал ученым? О, это долгий разговор.

— Я работал в ЧК, в уголовном розыске, помогал очищению общества от человеческих отбросов… — Он говорил совсем тихо, будто диктовал кому-то урок своей жизни. — Давайте уж все по порядку.

— Новая телеграмма от Финкеля Абрама! — кричал Тимка, отталкивая конкурента у афишного столба. — Покупайте «Одесскую почту» Финкеля!

— Случилась драма на Молдаванке! Утопилась дама в лоханке! — орал и взвизгивал конкурент и размахивал своей пачкой.

Каждый вечер ребята со Степовой драли горло на углу, приставали к прохожим, сочиняя диковинные рифмы.

Газеты брали только в дни больших ограблений и невероятных банкротств, которые нередко случались в Одессе, к сладкому ужасу обывателей. В иные дни ребятам приходилось «ждать солянку» — так называлось, когда за день не выручишь и того, что уплатил хозяину за газеты. Тимофею еще с полбеды. Днем он работал в мастерской сапожника Алексеева, что в подвале на углу Ольгиевской и Коблевской. А газеты — это уж так, дополнительный приработок.

Вернувшись как-то вечером в подвал Алексеева, Тимофей увидел на дырявой тахте для посетителей незнакомого унтер-офицера и двоих солдат.

Один из солдат поманил мальчишку к себе:

— Тебя как величают, молодой человек?

— Тимкой…