Марсель Пако - Фридрих Барбаросса

К сожалению, осенью 1155 года курия не могла решить, каким образом удерживать Фридриха на расстоянии все то время, пока будет существовать угроза со стороны Вильгельма I. И Адриан IV продолжил антисицилийскую политику. Он связался со взбунтовавшимися баронами и прибыл в Беневенто, чтобы в качестве сюзерена страны принять присягу непосредственно от некоторых из них, как если бы монарха вовсе не существовало. А тот как раз в это время был серьезно болен. В течение нескольких недель он не мог выдерживать сопротивление восставших. В первые дни 1156 года он чуть не стал жертвой заговора, составленного против него аристократами. Но едва оправившись от болезни, Вильгельм оценил опасность и, будучи человеком ловким, решил пойти на переговоры и попросить снять с него анафему. В начале весны он направил послов, которые предложили папе принести присягу, поклясться в верности, возместить ущерб, нанесенный церкви, оказать действенную и постоянную помощь против Римской коммуны и, наконец, предоставить ему большую финансовую поддержку.

Это привело папу и кардиналов в затруднение. Курия долго обсуждала эти заманчивые предложения. Одни придерживались мнения, что их нужно отклонить, потому что Папское государство не может выйти из союза с Германией и вести переговоры на этих чисто политических основах, которые в итоге приведут к восхождению Вильгельма на трон в Палермо, а это означает нарушение Констанцского соглашения, даже если этот договор и не запрещает явно вести переговоры между римской церковью и Сицилией. Зато другие члены курии подумали, что лучше согласиться, так как это станет способом улаживания сицилийского вопроса и римской проблемы и одновременно получением полезной поддержки перед угрозой амбиций, которые обнаруживает Барбаросса. И, наконец, третьи рассудили, что в такой форме не следует соглашаться на предложения Вильгельма, а чтобы договориться с ним, важно уточнить положение церкви в нормандском королевстве, то есть не целесообразно ограничиваться только политическими разговорами. Эта группа не была явно настроена против Сицилии, но требовала более широкой дипломатической дискуссии.

В конце концов, как сообщает кардинал Бозон, папа и большинство Священной коллегии согласились на том, чтобы отвергнуть сделанные им предложения, что вынудило Вильгельма I перейти к действию.

Но удача ему улыбнулась. В несколько недель он усмирил главных зачинщиков бунта, вновь захватил Бриндизи, оккупированный войсками, бывшими на службе у Византии, и осадил Беневенто, заблокировав в этом городе папу и кардиналов. Однако он тут же предложил им договориться. На этот раз ему не смогли отказать. Переговоры были трудными, так как на сей раз король Сицилии уже не видел оснований показывать себя более уступчивым, чем при предыдущих контактах. Зато Адриан IV сумел ловко пойти на уступки в политическом плане, чтобы получить преимущества в области духовной: отсюда и название конкордата, данное соглашению, заключенному 18 июня.

Святой престол жаловал Вильгельму I право инвеституры в Сицилийском королевстве, герцогстве Апулии и княжестве Капуа, включая в это княжество последние территориальные приобретения монарха, которые до сих пор оспаривались папой. В обмен на это король принес ему присягу на верность и обязался платить ежегодно 600 монет податей. В самой же Сицилии он сохранял традиционные права на церкви, но в полуостровной части своих владений соглашался на вмешательства римской церкви в вопросы апелляций, легатских миссий, перевода епископов, посвящения их в сан, проведения консилиумов и т. д.

Это был хороший компромисс. Вильгельма I признали монархом, его территориальные владения подтвердили. Папа сохранял свой особый суверенитет в его королевстве, получал права действенного контроля над церквями, в которых давно утратил авторитет. К тому же в последующие недели король без колебаний оказал Адриану IV более значительную помощь, благодаря которой тот смог в ноябре вернуться в Рим.

Узнав о конкордате, а значит и о согласии между римской церковью и Сицилией, а также о некоторых мерах, принятых папой для утверждения своего суверенитета в Церковном государстве, Фридрих Барбаросса был глубоко уязвлен, что выразилось в приступе гнева и ярости. Он понял, что Беневентский договор вновь поставил под вопрос его итальянскую программу, основанную в центральной и южной части полуострова на тесном взаимодействии со святым престолом для ослабления и нейтрализации королевства Сицилии. Фридрих посчитал — впрочем, не без основания — что этот договор противоречит духу Констанцского соглашения (но не его букве, так как он забыл, что сам не оказал курии ожидаемой от него помощи, а значит, изменил этому духу). Все эти размышления заставили его несколько пересмотреть свои планы, — не конечную цель, которой по-прежнему оставалась авторитарная политика в Италии, но их увязку. Если раньше он планировал действовать непосредственно в центре страны и оттуда подавлять возможное сопротивление северных городов, то теперь решил, что сначала нужно утвердить свою власть в северных областях, потому что области, лежащие южнее, неблагонадежны. В то же время он обнаружил, что ему придется отказаться от мысли о сотрудничестве с Адрианом IV и отодвинуть политику альянса с Римом на более поздний срок.

Эти выводы стали результатом трезвого анализа ситуации, хотя выбор средств для действий в Северной Италии еще не был окончательным. Может быть, постараться создать там прочные пронемецкие базы в дипломатическом и военном смысле? Или начать дипломатическую игру с некоторыми городами, чтобы надолго заручиться их поддержкой? А что до взаимоотношений со святым престолом, то до каких пор можно считать их бескорыстными и до какой степени император, вынашивающий грандиозные планы в отношении полуострова, может игнорировать власть папы? Столько вопросов было еще не только не решено, но даже не поставлено.

Как бы то ни было, в концу 1156 года план мощного военного вторжения в Ломбардию был окончательно готов. На ассамблее в Фульде 24 марта 1157 года было уточнено, что главный удар будет направлен на Милан. Сообщая об этом решении своему дяде Оттону, епископу Фрейзингенскому, император объявил, что Божьей милостью ему поручено « управление Вечным городом и миром » (Urbis et Orbis), впервые заявляя — следуя конечно же советам Рейнальда фон Дасселя — претензии на исключительный суверенитет и, в частности, выражая свое желание включить Рим в область, непосредственно подчиняющуюся его власти. Все это говорило о его намерении отказаться следовать новой политике папы и выполнить свою миссию императора со всей полагающейся по такому случаю торжественностью и пышностью.