Михаил Кутузов - Японо-китайская война 1894-1895 гг.

Занятая диспозиция выглядела следующим образом. Авангард — 18-й пехотный полк и кавалерия полковника Сато занимала собственно Видзы. Правая колонна — 3-я дивизия генерала Кацура и приданный ей 6-й пехотный полк расположились севернее Видзы, а левая колонна — 5-я дивизия генерала Нодзу — расположилась восточнее Видзы.

Особого выбора тактики боя у Ямагата не было: брод был разведан только в одном месте, река там была уже, что позволяло обеспечить поддержку наступавшим частям артиллерией. Кроме того, на правом берегу был захвачен плацдарм, что позволяло вводить части в бой без задержки на прорыв обороны.

Авангард армии переправляли на лодках, чтобы армия могла идти в бой в сухой обуви — в октябре вода уже холодная. В ночь с 24 на 25 передовой отряд перешел на плацдарм на правом берегу, ранее стоявшие там части выдвинулись на оборонительные рубежи, а переправившиеся силы начали наводить понтонный мост. 26 октября рано утром все войска японской армии совершенно беспрепятственно переправились на китайский берег. 1 — я армия сходу атаковала китайские позиции у Тюренчена, имея в виду не дать китайцам прижать японские части к реке. Куда там, — и в мыслях не было…

Японские части наступали стремительно, разворачиваясь по фронту и быстро удаляясь от реки вглубь китайской территории. Ямагата приказал дивизии генерала Кацура атаковать китайцев в лоб, а генералу Нодзу — атаковать с левого фланга. Все инструкции Ли Хунчжана были позабыты. Китайцы вели беспорядочный огонь, расстреливая боезапас. От такой стрельбы пулеметы закипели уже через десять минут, и солдатам ничего не оставалось, как идти врукопашную. Никакого «командования» при этом не осуществлялось. Солдаты дрались от отчаяния. Три часа длился ожесточенный бой, и китайцы были вынуждены отступить с позиций. К полудню Тюренчен был занят японцами, к вечеру они вошли в Цзулянь. Армия Сун Цина — вернее, то, что от нее осталось — откатилась к Фынхуаню и Сюяню, а потом — к Мотянлину, а отряд И Кэтана — в Куандянь. Путь во внутреннюю Маньчжурию был открыт.

Поражение китайцев на собственной территории, всего за три часа боя, к которому готовились двадцать дней — это было совершенным шоком не только в Пекине, но и в самой армии. Японцев начали панически бояться, они казались совершенно непобедимыми. Китайские солдаты, которые пошли воевать, чтобы немного заработать, начали дезертировать тысячами. Склоки в Пекине вокруг нового командующего принца Гуна и престарелой императрицы Цы Си продолжались, формировались новые группировки, которые сменяли прежние, каждый старался выгадать хоть какие-то возможности влияния на принятие решений. Офицерский корпус китайской армии начал роптать против высшего командования — их бездарность и невежество считали главной причиной столь серьезных поражений. Вдобавок ко всему, начались беспорядки в Монголии, и туда также пришлось посылать войска.

После поражения на реке Ялу в полный рост встал вопрос о защите Пекина, но никаких промежуточных рубежей обороны и войск для этого не было. Единственной надеждой китайских правителей была быстро приближающаяся осень: японцы считались людьми теплолюбивыми, к морозам неприспособленными.

Внутри страны нарастало неприязненное отношение к европейцам: власти втихаря внушали народу, что именно белые варвары подтолкнули японцев к нападению на Китай, дали им оружие и научили им пользоваться. В некоторых городах начались погромы и грабежи европейцев. Китайское военное судно захватило в Тайваньском проливе британский пароход «Ратхант», предполагая, что тот доставлял оружие и амуницию в Японию. Пароход был отконвоирован в Килунг, после разбирательства скандал удалось замять. Газета «Владивосток» писала в те дни: «Положение береговых городов, где проживают иностранцы, становится серьезным. В Пекине и Тяньцзине европейцы ежедневно подвергаются оскорблениям со стороны солдат и черни… В Пекине улицы кишат враждебно настроенными к иностранцам солдатами. В Тяньцзинь прибыло много европейцев из соседних округов, в самом Тяньцзине европейцы принимают оборонительные меры».

Да и вне театра военных действий атмосфера была крайне напряженной. Достоянием широкого общественного мнения стал инцидент в Йокогаме 20 сентября 1894 года. Командир русской эскадры, стоявшей на якоре на внутреннем рейде, был вынужден сыграть боевую тревогу после того, как обнаружил слежку за кораблями эскадры с британского судна, которое крайне опасно маневрировало в непосредственной близости русских кораблей. Британец удалился на достаточное расстояние только после того, как флагман поднял сигнал «Применю оружие». Объяснение между российским и британским адмиралами, в ходе которого матросская лексика заметно превосходила дипломатический лексикон, в конечном счете привело к взаимопониманию, но напряженность не сняла. За кулисами этого инцидента — мощные пропагандистские кампании, которые одновременно велись и в российской, и в британской прессе. Каждая из сторон, воспользовавшись ситуацией, пыталась извлечь для себя выгоду, обвиняя противную сторону во всех возможных каверзах. Англичане, всячески стремившиеся помешать развивавшемуся российско-французскому альянсу, громко кричали о «возможном участии России в войне на стороне Японии» и о «тайной поддержке японских войск российским флотом». Очевидно, этим и было объяснимо столь пристальное внимание английского судна к русской эскадре в Йокогаме. С другой, российской стороны, в долгу не оставались. Вот цитата из той же газеты «Владивосток» от 2-го октября: «По слухам, английский кабинет постановил послать в Китай войска. Британскую эскадру в китайских водах намерены усилить, а также охранять британскую миссию британскими матросами и индийскими сипаями… Британский крейсер Agolrs ушел в китайские воды».

Очень не афишировала свою заинтересованность в этих событиях Германия, но шила в мешке не утаишь. Участие немецких офицеров-инструкторов в подготовке китайских моряков, корабли кайзера в Желтом море, резко возросшая активность германского делового мира в связи с открытием Дойче банком миллионного китайского кредита — все это было трудно скрыть от окружающих. Понемногу и в России начинали понимать, что японо-китайская война в той или иной степени выявит всех, кто намерен позиционироваться в дальневосточной политике. Главной территорией этой политики безусловно понимался Китай — с его колоссальными человеческими ресурсами, практически неразведанными природными богатствами и выгодным географическим положением. Но то, что именно Германия станет дирижером в этой политике по отношению к России — тогда не мог вообразить никто. Англия по старинке представлялась главным российским конкурентом на Дальнем Востоке.