Михаил Ростовцев - Общество и хозяйство в Римской империи. Том II

1. Выдающиеся ученые ищут решение в сфере политики. Согласно Белоху, [322]причинами упадка античной культуры было растворение греческих городов-государств в Римской империи, а также образование мирового государства, которое явилось препятствием для систематизации и закрепления творческими силами Греции их великих культурных достижений. В этом есть доля истины. Нельзя не признать, что создание Римской империи означало шаг вперед по пути нивелировки и что оно облегчило окончательное поглощение высших классов. Однако мы не должны забывать, что классовая борьба была общей чертой народной жизни греческих городов и что ничто не дает нам оснований предполагать, будто греческие городские общины в перспективе могли найти решение своих социальных и экономических проблем, которые в различных общинах приводили к гражданской войне. Далее, этот взгляд основывается на предпосылке, что в старом мире была лишь одна творческая раса, а это заведомо неверно. Другое объяснение, близкое к первому, принадлежит Корнеманну. [323]Он видит основную причину упадка Римской империи в том, что Август сократил военную мощь империи и что это сокращение было сохранено его преемниками. Такая попытка объяснения делает главный акцент на военной стороне проблемы и означает возврат к тому представлению, что античная культура была уничтожена набегами варваров, а эта мысль реабилитации не подлежит. Впрочем, экономическая слабость империи привела к неизбежной необходимости сократить армию до сравнительно небольших масштабов, — это обстоятельство осознавали все императоры. Еще менее убедительна мысль Ферреро о том, [324]что падение империи было следствием некоего рокового события, случайности, приведшей к тяжелейшим последствиям. Ферреро считает, что М. Аврелий, передав свою власть не преемнику, избранному сенатом, а своему сыну Коммоду, подорвал авторитет сената, который являлся опорой всего римского государственного устройства. Убийство Коммода привело к узурпации власти Септимием Севером и к гражданской войне III в. и это разрушило авторитет сената и лишило императорскую власть единственного источника ее легитимности в глазах той части населения, которая составляла ее основную опору. Ферреро забывает, что официально император еще и в III в. получал свою власть от сената и народа Рима, что и во времена Диоклетиана все оставалось по-прежнему и что это правило действовало даже при Константине и его преемниках. Он забывает также, что замысловатая государственная система Августа, Веспасиана и Антонинов была не внятна массам населения империи, она была творением высших классов и целиком находилась вне сферы народного понимания. Наконец, он заблуждается относительно истинного характера кризиса III в. Выше я попытался показать, что противниками в этой борьбе были не сенат и император, а города, с одной стороны, и армия, т. е. массы крестьян, — с другой. Более глубокое объяснение предлагает Хейтланд. [325]По его мнению, античный мир был обречен на гибель потому, что он оказался не в состоянии обеспечить участие масс в управлении, а наоборот, постепенно сокращал число тех, кто участвовал в государственной жизни, ограничившись в конце концов персоной самого императора, его двором и императорскими чиновниками. Но в этом я вижу лишь одну сторону того феномена, который описал выше. Вправе ли мы предполагать, что императорам была недоступна идея репрезентативного правительства, если они были с ней знакомы и верили в нее? Они пробовали пойти самыми различными путями, но все было безуспешно. Если идея репрезентативного устройства была чужда старому миру — каковой она на самом деле не была, как показывают некоторые учреждения греческих городов и греческих союзов городов, — то почему старый мир не породил в своих недрах эту идею, сформулировать которую было не так-то сложно? Кроме того, встает вопрос: можем ли мы быть уверены, что репрезентативное устройство является причиной процветания нашей культуры, а не одним из симптомов этого процветания? Есть ли у нас хоть малейший разумный повод предполагать, что современная демократия гарантирует стабильный, неуклонный прогресс, и способна ли она служить защитой от опасности развязывания гражданской войны, порожденной ненавистью и завистью? Не будем забывать, что самые современные политические и социальные теории отстаивают ту точку зрения, что демократия является устаревшим институтом, вялым и коррумпированным, что она — порождение капитализма, и единственно правильной формой правления является диктатура пролетариата, которая означает полное отрицание принципа гражданской свободы и навязывает каждому идеал материального благосостояния и распространяющуюся на всех уравниловку в образе жизни.

2. Объяснение гибели старого мира причинами экономического характера следует полностью отклонить. Рассматривая развитие промышленности в эпоху античности, я упоминал о том, какое применение теория марксистов благодаря К. Бюхеру, М. Веберу и Г. Сальвиоли нашла в обсуждении нашей проблемы. Если эта теория не способна разрешить даже упомянутую частную проблему, насколько же непригодна она должна оказаться для объяснения феномена в его полном объеме? Марксисты забывают, что античный мир претерпел множество этапов развития и что внутри этих этапов были как длительные периоды прогрессивного развития, так и не менее длительные периоды возврата к более примитивным условиям, к той стадии экономической жизни, которая обычно обозначается как «натуральное хозяйство». Это правда, что старому миру никогда не удавалось достичь той ступени экономического развития, на которой сейчас находимся мы. Но в истории старого мира мы знаем много эпох, когда экономика была высоко развита: я имею в виду известные периоды в истории восточных монархий, особенно Египта, Вавилона и Персии, эпоху наивысшего развития городов-государств, в частности IV в. до Р. X., период эллинистических монархий, кульминацией в развитии которых был III в. до Р. X., период поздней римской республики и период ранней империи. Все эти периоды обнаруживают различные формы экономической жизни и разные формы капитализма. Натуральное хозяйство никогда не было преобладающим. Мы можем сравнить экономический облик этих периодов с обликом многих европейских стран в эпоху Ренессанса и после него, хотя такое сравнение ни в коей мере не будет безупречным, поскольку экономическое развитие Нового времени не исчерпывается формами экономического развития античности. В зависимости от меняющихся экономических условий этих периодов в истории старого мира менялось также соотношение хозяйства натурального и хозяйства капиталистического, зачастую при этом различаются не только отдельные периоды, но и отдельные части старого мира внутри одного периода; в этом отношении старый мир мало отличается от современного. В индустриальных странах Европы, например в Англии, в отдельных частях Германии и Франции, хозяйственная жизнь сегодня совершенно не похожа на хозяйственную жизнь в аграрных странах, таких как Россия, страны Балканского полуострова и большинство стран Ближнего Востока. Экономика Соединенных Штатов Америки отнюдь не идентична экономике Европы или различных областей Южной Америки, не говоря уже о Китае, Японии и Индии. Точно так же было и в Древнем мире. В то время как Египет и Вавилон располагали сложной системой экономики с высокоразвитой промышленностью и обширными торговыми связями, другие страны Ближнего Востока вели совершенно другую, гораздо более примитивную жизнь. Если Афины, Коринф, Родос, Сиракузы, Тир и Сидон в IV в. до Р. X. были центрами развитого коммерческого капитализма, другие греческие города почти исключительно занимались сельским хозяйством. В эллинистический и римский периоды дело обстояло точно так же. Что в первую очередь нуждается в объяснении, так это тот факт, что капиталистическое развитие, которое происходило в разные времена и в различных местах и которое в разных частях Древнего мира было ведущим в течение довольно длительного срока, в конце концов неизбежно уступало место более примитивным формам хозяйствования. Даже сегодня эти формы еще не до конца преодолены. Очевидно, что проблема не может быть решена с помощью утверждения, что Древний мир во всей его совокупности существовал в обстановке преобладания примитивного натурального хозяйства; ошибочность этой предпосылки лежит на поверхности. Подобные утверждения можно высказать и относительно значительной части современного мира, и мы вовсе не уверены, что какая-нибудь внезапная катастрофа не отбросит современный капиталистический мир к примитивной стадии натурального хозяйства.