Василий Немирович-Данченко - Кавказские богатыри: очерки жизни и войны в Дагестане — Немирович-Данченко В.И.
- Название:Кавказские богатыри: очерки жизни и войны в Дагестане — Немирович-Данченко В.И.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Православная художественная литература https://azbyka.ru/fiction
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Василий Немирович-Данченко - Кавказские богатыри: очерки жизни и войны в Дагестане — Немирович-Данченко В.И. краткое содержание
Кавказские богатыри: очерки жизни и войны в Дагестане — Немирович-Данченко В.И. - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Ты потеряла одного и нашла другого. Ещё неизвестно, какой из них лучше.
— Прости его, Зейнал. Ты знаешь, — раз он коснулся устами твоей шеи, — он такой же сын тебе, как и убитый Алий.
Старуха продолжала плакать.
Уважая её горе, гости опять замолкли. В эту минуту за дверями послышался топот коня. Кто-то подъехал к сакле, соскочил с седла. Мальчик выбежал и подхватил повод, и ещё мгновение, и Хаджи Ибраим вошёл в саклю.
— Прости, князь, что я не держал твоё стремя. Если бы я знал, что ты окажешь моему дому такое благодеяние своим приездом, то…
Но тут он вдруг увидел Джансеида и широко раскрыл глаза. Ещё мгновение, и Хаджи Ибраим забыл бы, что тот его гость, что тот у него в кунацкой. Дикий, полный ненависти крик, и, с кинжалом в руке, лезгин кинулся к врагу.
Тут случилось нечто, от чего кинжал выпал у него из рук, и сам он попятился, точно увидев между собою — мстителем и врагом, своею добычею — призрак.
Старуха Зейнал разом выросла между ними. Седые космы её волос растрепались, изорванное на груди платье висело лохмотьями, она вся дрожала от неулёгшегося ещё волнения.
— Поздно, сын мой, поздно…
И она на низко склонившуюся голову салтинца положила руку.
— Ибраим, вот брат твой Джансеид.
И на его вопросительный взгляд, она указала себе на своё изрезанное платье.
— Поздно… Обними своего брата, и да благословит Аллах наше примирение. Да упокоит он души убиенных: Аслана, Керима, Меджида, Кебира, Мурада, Исмаила, — перечисляла она, не делая разницы между жертвами, павшими в обоих враждебных семействах.
Потом она положила другую руку на голову Хаджи Ибраима.
— Опять у меня три сына! И да стыдно будет тому, кто вспомнит о вражде между нами. Объявляю конец канлы, длившейся восемьдесят лет! Пусть мулла прочтёт разрешительную молитву, а я… пойду плакать. Мы, старики, не сразу забываем прошлое, да простит мне Аллах мою тоску. Она не продлится дольше этой ночи. Когда встанет солнце, я одинаково весело улыбнусь и тебе, Ибраим, и тебе, Джансеид, дети мои.
Толпа с уважением расступилась перед нею.
Зейнал вели под руки Ибраим, с одной, и Джансеид с другой стороны. Вернулись они вместе, но ещё стояли молча.
Пришёл мулла, прочёл молитву, и новые братья обнялись. Отныне у них всё было общее.
— Чей род был прав, — важно начал князь, — предоставим решить Аллаху. Вы же оба теперь будете лучшими джигитами газавата. Кто уцелеет, того сторона и права. Таков суд Господа, а если оба будете живы, значит, предки Ибраима и Джансеида одинаково снискали милость пред лицом Его.
— Да будет так, — разом ответили окружающие.
— Теперь, Ибраим и Джансеид, удалитесь из сакли, — мы со стариками решим, сколько должен Джансеид уплатить твоей семье за кровь.
Но тут неожиданно выступил Ибраим.
— Наша кровь не имеет цены. Мы у его рода пролили её столько же, сколько и тот у нашего. От своего имени и от имени моей матери, и от своих предков, и от потомков, если Господь продлит род мой на земле, — отныне и навсегда отказываюсь от цены крови.
Гул одобрения пронёсся в тишине кунацкой.
Долго ещё потом певцы аулов Салты и Чарахдага славили Хаджи Ибраима.
Месть
Весело на другой день выступили лезгины в поход.
С такими джигитами, как Хаджи Ибраим и Хатхуа, нечего было бояться неудачи. Отдохнувшие за ночь лошади бодро ступали по крутизнам гор, перегородивших дорогу к русским. В угрюмой красоте и диком величии первозданные великаны сдвигались отовсюду, точно грозя раздавить смелых всадников, пробивавших путь по их трещинам. Свежестью, свободой, привольем веяло отовсюду. Часто слышался резкий и хищный крик, и большие, чёрные птицы, рассекая воздух, точно камни шлёпались в зелёные чащи айвовых деревьев. Скоро уже показались громадные дубы и величавые буки. Тёмные полосы орешника глушили их, благоухающие кисти цветов свешивались с мощных ветвей дикого каштанника, но над этим зелёным царством весеннего шелеста и птичьего гомона по-прежнему, плавая в лазури, сияли голые вершины скалистых гор. Со дна долин, когда над ними по узким карнизам поднимались лезгины, — курился туман. Клубы его медленно ползли вверх, цепляясь по скалам и кручам. Издали туман этот принимал вид каких-то сказочных чудищ. Порою туман останавливался серою пеленою в полугоре, а над ним, точно мираж вставали полуразрушенные башни старых за́мков, круглые башни, облитые солнечным светом. Ещё красивее были они под луною. Бойница в бойницу сквозили. Из синей тьмы сияние месяца выхватывало и зубцы развалившейся стены, и словно изъеденные массы старинного храма с провалившимся куполом… Верхушки таких развалин все на свету, — их основание прячется во тьме. К вечеру второго дня тропинка, обогнув свободную от тумана вершину горы, убежала опять в туман… А там дальше — лишь бездны и кручи! Перед нашими всадниками на свету обрисовалась вся чёрная арка полуразрушившихся ворот… За ними весь в алом блеске горел закат, и руины ещё угрюмее на его огнистом фоне подымали тёмный силуэт. Когда кони въехали во двор, в камнях, заваливавших его, послышалось зловещее шуршание и шорох. Но отступать было некогда… Дальше ночью нельзя ехать, — карнизы над безднами узки, — едва можно поставить ногу — и затянуты туманом. Надо было во что бы то ни стало остановиться здесь. Когда бивуак расположился, внутренность развалин была вся уже ярко освещена далеко ещё не полною луною. Позади — стены уходили во мрак, и только бойницы сквозили, точно в этой тьме были свои просветы, узкие, как лезвие ножа.
Так хорошо, так хорошо, что сердце быстро, быстро бьётся в груди у Джансеида, и дух у него захватывает.
А ночь-то, какая ночь!
«Думает ли обо мне Селтанет?» — вспомнил Джансеид и приподнялся на локте.
Около послышался вздох.
— Ты не спишь, Селим? — спросил шёпотом молодой человек.
— Нет… О своём ауле думаю… Теперь Аслан-Коз убрала баранов в закуту… намолола ячменя к завтраму и погасила огонь в очаге.
И оба опять замолчали. Вид развалины, дышащее небо, словно мигающие звёзды, стреноженные кони, их фырканье и удары копыт о камень, долго ещё мерещились Джансеиду, пока он не утонул в счастливом, беззаботном сне, увидев в последнюю минуту облитую лунным сиянием круглую башню старого за́мка. Селим заснул не так скоро. Он сам стал про себя тихо, тихо напевать горскую песенку:
«Ветерок сорвал у розы
Лёгкий лепесток…
Закружил его в ущелье
И понёс в поток.
Воды бешено клубятся
По пути у скал,
И обрывок бедной розы,
Закружась, пропал.
Далеко, внизу, на камень
Выброшен волной,
Умер он, благоухая,
Ночью под луной».
Но тут Селим вдруг вздрогнул… Прямо перед ним в ярком, облитом луною пространстве показалась чья-то чёрная голова… Суеверный, как все горцы, он помянул Аллаха и прочёл молитву от оборотня. Голова пропала. Ему пришло в голову, что это так почудилось, может быть… Но вот опять она… большая, странная… крадётся… растёт… Селим сжал руку Джансеиду… Тот разом поднялся, но в тот именно момент, когда голова припала к камням…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: