Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

Смотрю на фото всех военачальников. У одних строгие лица, другие улыбаются, люди в полной силе, еще нестарые. У всех гладко причесанные волосы. Лысая голова лишь у Жукова, хотя почти все военачальники, представленные на газетной полосе, его одногодки, а Ворошилов даже на пятнадцать лет старше.

Заговорил я об этом потому, что, глядя на портрет Георгия Константиновича, вспомнил забавный эпизод сорокового года. В мае того года в армии были установлены генеральские звания. В «Красной звезде» публиковались Указ о присвоении этих званий большой группе военачальников и их портреты, занявшие в газете две полосы. Первым в верхнем ряду — Г. К. Жуков. Где добыли его портрет — не знаю, но накануне он мне позвонил с неожиданной просьбой:

— Тебе послали мою фотографию. Уж очень я там лысый. Поправь, пожалуйста. Можно это сделать?

— Конечно, — сказал я. — У нас такие специалисты, могут любую прическу сообразить.

Георгий Константинович весело рассмеялся. Я вызвал нашего ретушера, и в газете появился фотопортрет Жукова с прической. Я рассказал об этом, потому что у нас принято изображать Георгия Константиновича в иконописном виде, жестким, суровым. А этому выдающемуся полководцу ничто человеческое не было чуждо, даже такие наивные слабости. Ну а в войну, конечно, ему было уже не до прически.

Зашел к нам в редакцию Дмитрий Захарович Мануильский один из видных деятелей нашей партии, в которую он вступил в 1903 году. Участник революции 1905–1907 годов и Октябрьской революции. Глава делегации ВКП(б) в Коммунистическом интернационале, член президиума и секретарь исполкома Коминтерна. Ныне он возглавляет работу по пропаганде среди войск противника.

В войну мы часто встречались: на фронте, в редакции и даже за обеденным столом в так называемой престижной «кремлевке». В редакции он появлялся, чтобы познакомиться с документами, присылаемыми нашими спецкорами и читателями, — письмами немецких солдат домой и из дому, приказами, инструкциями командования противника и т. п. Это ему было необходимо для листовок, радиопередач на ту сторону. Он часто выезжал на фронт, выступал на красноармейских митингах.

Я все допытывался у Дмитрия Захаровича, человека с широким международным кругозором, хорошо знающего нравы и жизнь немцев, чем объяснить малую эффективность наших обращений к немецким солдатам, листовок-пропусков, радиовещания с переднего края? Мне понятно было, что они могли посеять зерна сомнений в умах некоторых солдат неприятеля, но эти зерна плохо, очень плохо прорастали. Не бросали немцы оружие, редко переходили с этими листовками-пропусками на нашу сторону. Пленные, конечно, были, но они обычно поднимали руки под наставленными на них автоматами, чему свидетельством является хотя бы Сталинградская битва.

На страницах нашей газеты мы не раз возвращались к этому вопросу. Объясняли «несговорчивость» немецких солдат жестокой дисциплиной, эсесовскими заслонами, боязнью ответственности за злодеяния на Советской земле. Но это было еще не все. И вот сегодня Мануильский принес большую статью «О ненависти к врагу». Он мне сказал:

— Вот мой ответ на ваши вопросы…

Приведу строки из статьи, составляющие ее сердцевину:

«Гитлер обманул и обманывал тысячи раз своих солдат. Но, скажем прямо, обманывал потому, что они хотели быть обманутыми. Потому, что его ложь отвечала внутреннему складу людей, выросших в атмосфере повседневной лжи и обмана. Закабаленных им рабов, рабов бесправных, без собственной мысли, рабов, повинующихся безмолвно кнуту погонщика, Гитлер уверил, что сделает их властелинами мира. Мошенник, обворовавший обрывки скудных мыслей реакционеров всех стран для обоснования жадных вожделений германского империализма, отравил сознание подрастающего поколения немецкой молодежи, превратив их при помощи фашистского государственного аппарата в развращенную банду воров, грабителей, убийц».

А ведь многие советские люди в довоенную пору жили иллюзиями, что в случае нападения фашистов на первую в мире страну социализма трудовой народ повернет оружие против своих поработителей. В них, мол, заговорит классовая солидарность. Иллюзии эти сохранялись у некоторых наших бойцов и в первые дни войны.

Во время моей поездки с Ильей Эренбургом на Брянский фронт в сентябре сорок первого года мы были свидетелями истории, о которой он потом написал:

«Помню тяжелый разговор на переднем крае с артиллеристами. Командир батареи получил приказ открыть огонь по шоссе. Бойцы не двинулись с места. Я вышел из себя. Один мне ответил: «Нельзя только и делать, что палить по дороге, а потом отходить, нужно подпустить немцев поближе, попытаться объяснить им, что пора образумиться, восстать против Гитлера, и мы им в этом поможем». Другие сочувственно кивали. Молодой и на вид смышленый паренек говорил: «А в кого мы стреляем? В рабочих и крестьян. Они считают, что мы против них, мы им не даем выхода…»

И вот чтобы таких иллюзий не было, чтобы наши бойцы знали, что надо делать и как воевать, Мануильский заключил свою статью строками, конечно, непохожими на те листовки, которые разбрасывались над немецкими позициями:

«Гони же и истребляй их, товарищ! Гони и истребляй так, чтобы раз навсегда покончить с фашистской поганью, чтобы все охотники до чужого добра знали навсегда, что в страну, именуемую СССР, пути заказаны, а дороги закрыты… Гони и истребляй фашистских зверей во имя твоего счастья, твоих детей и внуков, во имя нашей единой братской семьи, нашей любимой Родины!»

Как раз после опубликования в газете его статьи «О ненависти к врагу» мы с ним встретились на Юго-Западном фронте, ночевали на КП Н. Ф. Ватутина в одной комнатке и вновь коснулись в разговоре эффективности нашей контрпропаганды. А я еще по-друже- ски его и подначил:

— Дмитрий Захарович, «Красную звезду» читают и в штабе Гитлера. Прочитают там вашу статью и вот что сделают. Они ведь знают, что вы возглавляете нашу контрпропаганду, перепечатают ее, а рядом ваши листовки, в которых вы уговариваете сдаваться в плен, и скажут: можно ли им верить?

— Что ж, и так может быть, — сказал мой сосед. — Если бы даже этой статьи и не было, что-либо похожее они сами бы сочинили. — И он напомнил, что гитлеровская пропаганда насочиняла в отношении Ильи Эренбурга, изобразив его исчадием ада…

Так действительно и было. Гитлеровцы сочиняли об Илье Григорьевиче сверхстрашные вещи в листовках на русском и на немецком языках. Гитлер даже вздумал упомянуть его в одном из своих приказов. Фашисты изображали его человеком, пожирающим новорожденных немцев.

Эренбург рассказал мне об одной любопытной встрече с немецким врачом в Восточной Пруссии. Врач все расспрашивал его, как, мол, советские люди собираются обращаться с мирным населением. Илья Григорьевич старался его успокоить, но он вдруг, испуганно озираясь, спросил: «А Илья Эренбург не приехал в Восточную Пруссию?» Писатель ему ответил: «Нет, что вы! Илья Эренбург не выезжает из Москвы».