Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

22 января.В эти дни в каждом номере газеты не одно, а несколько сообщений «В последний час». Освобождены Армавир, Ставрополь, Старобельск. Газета заполнена главным образом репортажами о наиболее крупных операциях. Обильно поступают сообщения корреспондентов, отбирать их нелегко. С болью в душе откладываешь даже хорошие, судьба которых предрешена помимо нашей воли — они будут отправлены в архив: полосы газеты заняты официальными материалами. Но есть такие, которые, как бы тесно ни было, незамедлительно ставятся в номер.

Позавчера позвонил Алексей Толстой и сказал, что пишет для нас статью, завтра привезет. Я, конечно, обрадовался:

— В добрый час. Ждем…

После небольшой паузы писатель говорит:

— А я так и назову ее, «В добрый час».

Должен сказать, что Алексей Николаевич был очень щепетилен и строг к редакционной правке, но зато полную свободу он предоставлял нам в отношении заголовков. Обычно, за редким исключением, он присылал статьи без названия, давая нам право самим «помучиться» над ними. «Это у вас, — говорил он, — получается лучше, чем меня». И радовался удачному названию. Так было и с «Добрым часом», за который он ухватился по моей реплике.

Как правило, статьи Толстого печатались у нас на самом видном месте — на второй или третьей полосах. А сейчас ее едва втиснули подвалом на четвертую. Об этом мы ему сказала сразу, как только он появился в редакции. Но обиды у него не было. Да и что тут скажешь, если газетные полосы задыхаются в тесноте.

Не раз говорилось о провалах фашистских завоевателей. О провале «молниеносной войны». О провале попытки захватить Москву. О крахе немецких планов овладеть Сталинградом, проникнуть в Закавказье, удушить Ленинград. А вот как это своеобразно объяснял Толстой:

«Немцы Гитлера с крайним высокомерием начали войну с Красной Армией. Они хорошо знали наши недостатки, но они не знали или с чисто немецким чистоплюйством не хотели знать, не видели ни одного из наших достоинств…p>

Московское побоище ничему не научило немцев, но нас оно научило многому. Это наша первая — историческая — победа… Этого-то немцы и не приняли во внимание. В их представлении Красная Армия сорок второго года должна быть слабее, неустойчивее и хуже обученной, чем кадровая Красная Аомия сорок первого года. Поэтому-то Гитлер и задумал такой фантастический авантюрный авантюрный план, — охват Москвы из-за Волги.

Но в сорок втором году Красная Армия стала иной, так же как делайся иным, мужает и нравственно крепнет человек, переживший глубокое потрясение, которое он преодолел и вышел из него победителем».

Статья многогранная. В ней затронуто много жгучих вопросов. Но есть и такие строки: «…скоро, скоро мы услышим, что из-под освобожденного Ленинграда ни один немец не вернулся назад». Или, скажем, такие мысли: «Трудно предугадать, на каком рубеже случится катастрофа, — может быть, уже на линии Днепра или на польской границе. Одно очевидно — немец не вытянет этой войны до своей территории. Немец не захочет воевать на своей территории…»

Увы, уже в те дни нам ясно было, что полное освобождение Ленинграда от блокады произойдет не так уж скоро и что не закончится война на Днепре. Меня могут спросить: почему же редактор оплошал, не исправил статью? Я понимал, что прогноз писателя нереален. Но это — не официальный документ Ставки и Верховного, хотя, как я уже указывал, и они не раз ошибались в своих прогнозах. Это — статья писателя, великого оптимиста, которому хотелось, чтобы так было, об этом он мечтал. Пусть будет так, решил я, и напечатал статью без изменений.

Кстати, последние строки статьи Алексей Николаевич позже, перепечатав ее в сборнике, сам исключил. Но это было уже в 1944 году!

На Ленинградскую победу откликнулся Илья Эренбург статьей «Путь свободен». В статье — письма, документы с той стороны. Читатель может спросить: когда же писатель успел их добыть? Мы-то знали «секрет» Ильи Григорьевича. У него была уйма папок, где он хранил всякие газетные вырезки из германской прессы и радиоперехваты, трофейные документы, письма и др. Была у него и специальная «Ленинградская папка». Писатель верил, что придет время и все это пригодится. Были там материалы, которые писатель и использовал в этой статье:

«Прошлой осенью немецкая газета «Берлинер берзен цайтунг» писала: «Мы возьмем Петербург, как мы взяли Париж». И комментарии писателя: «Обер-лейтенанты тогда гадали, где они разместятся. Один говорил: в Зимнем дворце, другие — в «Астории». Их разместили в земле». Или другая цитата: «Ленинград не защищен никакими естественными преградами». И комментарии: «Глупцы, они не знали, что Ленинград защищен самой верной преградой: любовью России».

Илья Григорьевич объясняет, что за Ленинград сражались все народы: русский Никулин, украинец Хоменко, грузин Джакия, узбек Рахманов, еврей Спирцион, татарин Гинатуллин… Об их подвигах когда-нибудь напишут тома. Сейчас мы коротко скажем: «Они отстояли Ленинград». Конечно, уже написано немало прекрасных книг о ленинградской эпопее, но прав был Эренбург: эта тема еще долгие годы будет вдохновлять художников.

Кстати, имена эти названы Эренбургом не случайно. О них уже были очерки и рассказы в печати, в том числе и в «Красной звезде». Многое из тоге, что мы узнали тогда, потрясает нас и сегодня.

Встретился Илья Григорьевич на Западном фронте со старшиной Степаном Лебедевым. Тот показал писателю письмо двенадцатилетнего сына из блокадного Ленинграда. Мальчик писал: «Папа, ты, наверно, знаешь, что зима у нас была тяжелая. Я тебе пишу всю чистую правду, что мамочка умерла 14 февраля. Она очень ослабла, последние дни не смогла даже подняться. Папа, я ее похоронил. Я достал салазки и отвез, а один боец мне помог, мы до ночи рыли могилу, и я ее пометил. Папа, ты обо мне не беспокойся, у нас теперь полегчало, я крепкий, я учусь дома, как ты приказал, и работаю. Мы помогаем на ремонте машин. А Ленинград они не взяли и не возьмут. Ты, папа, счастливый, что можешь бить их, ты отомсти за мамочку…»

Эренбург обнародовал это письмо в статье о Ленинграде и прокомментировал: «Я заглянул в глаза старшины Степана Лебедева. Они горели суровым огнем, и я понял — это глаза России. Мы не забудем муки, пережитые Ленинградом. Мы скажем о них, когда настанет час суда».

На первой полосе газеты опубликованы фотографии группы военачальников, принимавших участие в прорыве блокады Ленинграда. Среди них — командующие фронтами Мерецков и Говоров, командармы Романовский и Духанов, под командованием которых войска осуществили эту операцию, а также Жуков и Ворошилов — представители Ставки, координировавшие действия обоих фронтов. В одном ряду с ними фотографии генералов Василевского, Воронова и Новикова — в связи с присвоением им новых званий.