Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

Словом, соседи по вагону требуют: «У тебя, парень, на груди цельная история фронтовой жизни, расскажи, мол, что за что». И сержант стал рассказывать. Первая красная полоска «по глупости», еще одна «по дурости» — случайные ранения. А вот золотистая— за дело: отражал немецкую контратаку…

И вдруг — заковыристый вопрос, на который как будто бы и ответить трудно: «Как же, парень, тебе ордена не дали?»

— А за что? — удивился человек. — Я средний солдат… Настоящий солдат — в наступлении. Все полтора года ждал сразиться в наступательном бою, и вот дождался — к бабе своей сражаться еду…

А финал этой истории неожиданный. На одной из станций он услыхал передачу по радио о прорыве ленинградской блокады:

— Я этой минуты, — объяснял он, — каждой своей жилкой ждал… Пятнадцать месяцев в болоте стыл, всю кровь в гнилую воду спустил… Ждал наступления, как счастья своего ждут…

«В общем, — читаем мы в последних строках очерка, — сержант стащил с полки свой мешок, козырнул и стал пробираться к выходу:

— Прощайте, товарищи! Я — к своим!..»

С узла связи Генштаба Доставили очерк Николая Тихонова «Ленинград в феврале». Блокада города еще не снята полностью, но несомненно самое страшное уже позади. Об этом говорят цифры, приведенные в очерке: в городе прибавили хлеба. По хлебным карточкам рабочие получают по 600 граммов, служащие — 500, иждивенцы и дети — 400. рабочие и инженерно-технические работники оборонных заводов — 700 граммов.

Думаю, не надо объяснять, что означают эти сухие, цифры, если вспомнить, что были месяцы, когда часть населения получала на день по 125 граммов хлеба, да и то с примесями. Вздохнули не только ленинградцы, но и вся страна; не было у нас человека, у которого бы не сжималось сердце от боли при мысли о трагедии блокадного Ленинграда.

Тихонов рассказывает о переменах, которые произошли после январского прорыва блокады: «…Город живет и работает, и все больше у него новых дел… Все крепче он держит связь со страной, и на ленинградских улицах вы можете встретить командированных из разных городов Советского Союза, приехавших по делам, и ленинградцев, вернувшихся в город после деловой поездки туда, за Ладогу». Командированный, хотя он и не романтическая фигура, — первая примета жизни, о которой еще недавно и думать не могли.

Как всегда, остроумна и выразительна карикатура Бориса Ефимова. Огромные настенные часы с красной звездой и большущим маятником. Над карикатурой надпись: «Время работает против фашистской Германии». На маятнике большими буквами написано: «В последний час». Маятник бьет по лбу фюрера, свалившегося от этого удара. Немного дальше фигура Геббельса, бегущего в панике прочь. И подпись: «Советские часы с боем».

2 марта.После недельного перерыва наконец появилось сообщение «В последний час». На этот раз о победах не на юге (там наше наступление заглохло), а на северо-западе страны. Напечатано оно под заголовком «Ликвидация укрепленного плацдарма противника в районе Демянска». Кому- то могло показаться, что событие это по сравнению с операциями на юге и юго-западе не столь значительно. Но это не так.

Напомню, что это было не первое наше наступление в районе Демянска. В начале прошлого года началась операция с целью разгрома демянской группировки врага, насчитывавшей около ста тысяч человек. В сообщениях Совинформбюро было сказано, что наши войска окружили 16-ю немецкую армию (в действительности окружили корпус, но и это хорошо). То был первый опыт операции нашей армии по окружению — увы, неудавшийся, хотя урон противнику был нанесен большой. Немцам удалось прорвать кольцо окружения и закрепиться на плацдарме. Наша газета много писала об этой операции: все репортажи, корреспонденции шли под заголовками «окружение», «окружение»… хотя оснований для этого уже не было. Но вскоре мы замолчали — ни строчки о демянском котле. В редакцию приходили письма читателей, они спрашивали, как, мол, там дела, чем кончилось столь громогласно объявленное окружение?

Редакция же как воды в рот набрала. Совинформбюро молчало, значит, и для нас это была запретная тема.

И вот теперь радостное сообщение. Пошли материалы о нашей победе. Кстати, была у нас попытка хотя бы сейчас вернуться к той первой неудачной операции, сказать, что тогда было. И опять — нельзя! От кого мы это все скрывали? От немцев? Они все это знали. Какой смысл был скрывать от своих? Но сделать мы ничего не смогли. Логика чиновников, действующих в духе сталинских «порядков», известна: как это так, в дни наших сплошных побед вспоминать неприятные вещи?

Но впереди были не одни победы…

Все еще идут материалы о минувшем сражении за Кубань. «Снова на Кубани» — так называется очерк Бориса Галина, присланный нам с Северо-Кавказского фронта. Очерк как будто бы обычен, но в каждой корреспонденции Галина всегда есть что-то новое, какая-то изюминка. Вот любопытная деталь. Полк Пантелеева с боями шел вперед, на Запад. Однажды из штаба дивизии ему позвонили и сказали, что брать станицу Бирюковскую будет другая часть… Майор смертельно обиделся. И когда утром следующего дня его навестил командир дивизии, майор провел полковника на наблюдательный пункт и с обидой в голосе сказал:

— Кому, как не мне, брать Бирюковку? Я же ее, товарищ полковник, отдавал в прошлом году! Я, майор Пантелеев! Мой грех, мой и ответ.

«Полковник отмалчивался. Перед ним раскинулась степь, дымившаяся в утренних лучах по-весеннему жаркого солнца. Он расстегнул крючки солдатской шинели и всей грудью жадно вбирал в себя запахи чернозема, курлыканье птиц, пролетавших высоко в голубом поднебесье… А майор был в эти минуты глубоко равнодушен к красотам кубанской природы.

Полковник искоса взглянул на Пантелеева и засмеялся.

— Берите, — сказал он просто. — Берите, раз уже есть охота…»

Фронтовая землянка! Сколько уже мы напечатали о ней и очерков и стихов — Суркова, Габриловича, Павленко… Но, видно, тема неисчерпаема. Вот и сегодня Сергей Островой принес свою «Землянку»:

Злой рок преследует нашу редакцию. За неполных два года войны мы потеряли треть корреспондентского состава газеты. А сегодня новое горестное известие: погиб Александр Анохин. В номере — некролог и портрет.

Александр Анохин — человек необычной биографии. В семнадцать «мальчишеских лет» он ушел добровольцем на фронты гражданской войны. Воевал против Деникина, Врангеля, банд Махно. После войны и учебы — журналистская работа. Был секретарем знаменитой в ту пору артемовской «Кочегарки» в Донбассе, затем работал в «Правде», где его и застала война. Ушел на фронт в армейскую газету. Я хорошо знал Анохина по «Правде» и выпросил его в «Красную звезду». Короткое время он был корреспондентом по Крымскому фронту, а затем начальником отдела корреспондентской сети газеты.