Юлий Циркин - Гражданские войны в Риме. Побежденные

В марте 45 г. до н. э. истекал срок наместничества Брута в Цизальпинской Галлии, и он стал готовиться к передаче дел своему преемнику, а уже в апреле или мае снова появился в Риме. Цезарь высоко оценил деятельность Брута и его верность. Он назначил его, оформив через народное собрание как избрание, городским претором на следующий 44 г. до н. э. Преторов было несколько, они считались равными между собой, но городской претор ( praetor urbanus ), разбиравший дела между гражданами, занимал все же наиболее почетное положение в этой коллегии. Назначение Брута на этот пост было следующим знаком цезаревского доверия и оценки его деятельности. В Риме даже стали ходить слухи, что Цезарь якобы намеревается сделать Брута наследником своей власти.

Пока же Брут был просто частным человеком. Но он не терял времени даром, продолжая вращаться в кругах римских интеллектуалов, таких как Цицерон и Аттик. В то же время много толков в Риме вызвал развод Брута с Клавдией и его женитьба на своей двоюродной сестре Порции, дочери Катона и вдове Марка Кальпурния Бибула. В свое время Бибул был одним из близких друзей Катона и видным деятелем республиканского лагеря. В 59 г. до н. э. он являлся консулом и неудачливым коллегой Цезаря. Позже именно он предложил (или, может быть, просто «озвучил» решение, принятое Катоном как признанным главой республиканцев) назначить Помпея единоличным консулом, а во время гражданской войны командовал помпеянским флотом в Адриатическом море, но не сумел помешать переправе войск Цезаря на Балканский полуостров, а вскоре после этого события тяжело заболел и, не желая покидать свой пост и не имея возможности в этих условиях лечиться, умер. Брак Брута с Порцией, несомненно, имел политическую подоплеку, что еще больше подогрело толки в римском обществе и вызвало недовольство матери Брута Сервилии, которая, по-видимому, не хотела, чтобы ее сын этой своей выходкой испортил недавно налаженные отношения с диктатором. Что же касается самого Брута, то он в это время всячески подчеркивал свою лояльность Цезарю. Он даже уговаривал Цицерона посвятить Цезарю какое-либо сочинение или составить приветственный адрес по случаю победы Цезаря над остатками помпеянцев при Мунде в Испании. И Цезарь, со своей стороны, не проявлял недовольства Брутом. Само его назначение на ответственный пост городского претора было знаком сохраняющегося благорасположения Цезаря. А интеллигентские выходки, вроде панегирика Катону или женитьбе на Порции, Цезаря не особенно беспокоили. Он сам сочинил памфлет «Антикатон», но этим и ограничился, считая, что пока эти высоколобые пустомели болтают и ничего практического не предпринимают, они ему совершенно не страшны. Однако он ошибался.

Римское общественное мнение начинало потихоньку изменяться. Возвратившись из Испании, Цезарь отпраздновал новый триумф. Если раньше он таким образом отмечал свои победы над Галлией, Египтом, Понтом и Нумидией, то на этот раз это был праздник победы в гражданской войне. Конечно, все понимали, что в действительности речь идет в том числе и о разгроме римских врагов Цезаря; особенно ясно это было в случае победы над Нумидией, чей царь выступал лишь союзником помпеянцев. Но внешний декор был соблюден. Теперь же и он был отброшен, и Цезарь открыто отмечал свою победу в гражданской войне. В процессии статую Цезаря несли вместе с изображениями богов. Позже сенат вообще разрешил Цезарю построить над входом в свой дом фронтон, как это было в храме. Не один раз Цезарю предлагалась царская диадема. Каждый раз он такое предложение открыто отвергал, но мало кто сомневался, что в глубине души он был бы не прочь диадему надеть. С течением времени Цезарь все откровеннее бросал вызов республиканским порядкам. Все это вызывало неприятие образованной элиты, а из нее распространялось и в народе, где еще тоже сохранились приверженцы старых ценностей, среди которых была «свобода», противопоставленная «царству». Когда Цезарь, разгневанный на народных трибунов Эпидия Марулла и Цезетия Флава, отрешил их от должности, на консульских выборах на следующий год эти люди получили довольно много голосов, хотя, естественно, и не были выбраны. Под статуей самого старшего Брута, по преданию, возглавившего свержение царей, появилась надпись: « О если бы ты был жив », а под статуей самого Цезаря надпись, прямо обвинявшая его в стремлении стать царем.

Брут долгое время колебался. Но на его преторском кресле все чаще появлялись неизвестно кем подкинутые записки типа: « Брут, ты подкуплен? Брут, ты труп? Ты — не его потомок ». Это давление общественного мнения сыграло свою роль. Но еще важнее было поведение самого Цезаря. Хотя все прекрасно понимали, что единственной целью Цезаря было абсолютное единовластие, Брут еще «хватался за соломинку». Когда Цезарь принял полномочия префекта Рима, Брут расценил это как возвращение к конституционным нормам. И в дальнейшем он надеялся на восстановление республиканского строя даже при сильном авторитете Цезаря. Но когда Цезарь стал пожизненным диктатором, никаких надежд на возрождение свободного государства не осталось. Возродить такое государство можно было, только убив Цезаря. Так возник заговор.

Ни о времени возникновения, ни о деталях этого заговора мы ничего не знаем. И это вполне естественно, ибо заговор — дело тайное. По одним сведениям, непосредственным инициатором заговора был двоюродный брат Марка Брута Децим Юний Брут Альбин. Он когда-то был активным цезарианцем, участвовал в войне с галлами, а затем в гражданской войне на ее первых этапах, занимал ряд видных должностей, в том числе претора, был наместником Цезаря в завоеванной им части Галлии, а в начале 44 г. до н. э. ему как доверенному лицу было поручено управление Цизальпинской Галлией, но он туда не уехал и все еще находился в Риме. Поведение Цезаря, и особенно принятие им, как это сделал когда-то Сулла, поста пожизненного диктатора, глубоко разочаровало Децима Брута, и он выступил против своего бывшего вождя. По другим данным, у колыбели заговора стоял все же Марк Брут. Он поделился своими мыслями с женой Порцией, и та не только активно его поддержала, но и посоветовала составить заговор с привлечением как можно большего числа верных сторонников. И среди первых был Гай Кассий Лонгин.

Род Кассиев был плебейским и выступил на сцену римской истории в середине III в. до н. э. во время первой войны с Карфагеном, когда некий Квинт Кассий был военным трибуном консула Гая Аврелия Котты. Лонгины были важнейшей и наиболее известной ветвью этого рода. Первым известным Кассием Лонгином был Гай, который достиг поста консула в 171 г. до н. э., затем активно участвовал в войне с Македонией и, наконец, стал цензором; на этом посту он пытался добиться постройки в Риме первого стационарного театра, но это было ему запрещено специальным сенатским решением. Отцом заговорщика был Гай Кассий Лонгин, консул 73 г. до н. э., который в следующем году управлял Цизальпинской Галлией и потерпел поражение от войск Спартака. Тем не менее он сумел приобрести в провинции обширную клиентелу, особенно в северной, транспаданской части, и эту клиентелу он по наследству передал сыну. Позже, ужа давно став частным человеком, Кассий активно поддержал закон Манилия, по которому Помпею были предоставлены огромные, по существу чрезвычайные, полномочия для войны с Митридатом. Судя по имени, будущий заговорщик был старшим сыном консула.