Михаил Супотницкий - Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода [без иллюстраций]

Моровая язва Антонина вспыхнула в 165 г. в Сирии, а затем охватила войска Луция Вера, осаждавшего Селевкию. При возвращении рим ской армии на родину, болезнь, как тогда считалось, была разнесена по путям следования во многие провинции и вскоре, в 166 г., начала распространяться в Риме. В городе она свирепствовала с невероятной силой и унесла громадное число жертв как среди населения, так особенно среди войск. В 168 г. эпидемия повторилась в Риме во второй или даже в третий раз, причем с такой жестокостью, что трупы пришлось вывозить из города возами, а погребение мертвых из неимущего сословия осуществлять за общественный счет. Местами целые деревни, покинутые жителями, были в запустении.

Вскоре болезнь охватила не только Италию, но и огромные пространства от Персии до Галлии и Рейна. Моровая язва Антонина длилась 15 лет и послужила причиной смерти императора Марка Аврелия. Гален, описавший эту эпидемию, утверждал, что он не знал другой подобной болезни, которая имела бы столь широкое распространение и держалась так долго.

Клинические признаки болезни, по описанию Галена, были следующими. Первыми появлялись зловонное дыхание и рожистая грязновато-синеватая краснота языка и полости рта. Больные мучились от внутреннего жара. На 7—10 день болезни наиболее выраженным клиническим симптомом был понос. В начале эпидемии испражнения при поносе были красного или желтого цвета, в дальнейшем у многих больных при поносе выделялись черные испражнения. У части больных испражнения сопровождались мучительными тенезмами, у других же испражнения были совершенно безболезненными. Заболевание сопровождалось высыпанием на коже черной сыпи, у большинства заболевших людей гнойничкового характера, но у всех сухой — из гнойничков жидкости не выделялось. Но они покрывались струпьями, которые в дальнейшем отпадали, и пораженный участок на месте бывшего гнойничка заживал в один или два дня. После этого больные поправлялись.

Моровая болезнь Киприана (251–266) упоминается в трудах историков церкви. Самое подробное описание болезни оставил Евсевий, сделав его со слов очевидцев эпидемии — Киприана и Дионисия. Болезнь началась в Эфиопии. Она дала жестокую вспышку сначала в Египте и распространилась на все известные тогда земли, не пощадив ни одного города. Хотя во всех описаниях болезнь носила название «pestis», но была ли это действительно чума, сказать нельзя, так как до нас не дошло ни одного сколько-нибудь удовлетворительного описания ее клинической картины. Как на главное проявление болезни Киприан указывал на сильный понос, упорную рвоту, язвенное поражение глотки, красноту глаз. У некоторых заболевших отмечалось омертвение ног или других частей тела, паралич нижних конечностей, глухота и слепота.

Григорий Нисский упоминал о том, что неумолимая жажда гнала больных к колодцам и рекам. Многие из них, не желая остаться не похороненными, искали выкопанные могилы, в которых ждали смерти.

Как следует из описаний древних авторов, обычно «чума» распространялась из Египта. Страбон упоминал, что в Египте от большой сухости возникает «нечто вроде чумы»; Атеней приписывал воде Нила ядовитые свойства, смертельные для многих обитателей, а Плиний прямо указы вал на наводнения как на причины сильной чумы.

Кроме описаний «чумы» или «мора», не содержавших симптомов, характерных для болезни, сегодня называемой чумой, в исторических источниках имеется много других описаний, из которых следует, что их авторы видели, по крайней мере, бубоны.

Историк А. Литтре (1873) доказал, что бубонная чума была известна Гиппократу и что тот даже наблюдал ее в самой Греции. «Все горячки, присоединяющиеся к бубонам, дурны, за исключением лишь однодневных», — считал Гиппократ.

По утверждению Г. Гезера (1867), первое известие о появлении чумы в Египте содержится в труде Руфа из Эфеса, современника Трояна в I веке христианского летоисчисления. Он не только утверждал, что бубонная чума есть болезнь, встречающаяся в Ливии, Сирии и Египте, но и указал на целый ряд известий о ней у древних врачей, труды которых до нас не дошли. В числе тех, кто видел чуму «в железах», он называет Дионисия, Диоскорида и Посидония. Врачи Диоскорид и Посидоний жили в I веке н. э. в Александрии. При этом Руф отнюдь не считал, что чумные эпидемии, наблюдаемые этими врачами в Египте, были либо единственными, либо первыми. Руф описывал важнейшие признаки умы и даже прибавлял, что она по преимуществу встречается в болотистых странах. Так же определенно писал о бубонах и Аретей, живший в I веке н. э. Ему кроме «чрезвычайно злокачественных чумных бубонов, происходивших от печени», были известны и другие «подобные опухоли».

После чумы среди филистимлян (1200 г. до н. э.), ее небольшие эпидемии известны в 300 г. до н. э. в Ливанте и в 50 г. до н. э. в Ливии.

100 г. н. э. локальные эпидемии чумы были в Италии, в 501 г. — во Франции, в 517 г. — в Венеции, а незадолго до возникновения первой пандемии, в Константинополе и в Закавказье. Эти наблюдения косвенно свидетельствуют о существовании в те годы неизвестных сегодня природных очагов на юге Европы.

Первой исторически доказанной эпидемией чумы (531–589) считается необычайно смертоносная болезнь, охватившая Европу в период правления императора Юстиниана.

Исследуя эпидемии чумы Средневековья, обращаешь внимание на яростные споры ученых того времени о причинах их появления. Это было вполне понятно, когда дискуссии шли между сторонниками «миазмов» и «контагиев». Но логично ожидать, что открытие возбудителя чумы и механизмов инфицирования им людей (конец XIX столетия), создание учения о природной очаговости чумы (начало XX столетия), также последовавшие за этим успехи в ликвидации болезни, должны привести ученых к какому-то согласию при ответе хотя бы на вопрос: «Каким образом возникают эпидемии чумы?» Однако анализ современных публикаций показывает, что любой однозначный ответ на него до сих пор вызывает дискуссии, по ожесточенности не уступающие тем, что велись между контагионистами и антиконтагионистами (миазматикам) в предыдущие пять столетий. Нельзя не заметить и того обстоятельства, что каждая спорящая сторона в качестве аргументов использует реально существующие закономерности, выхваченные из еще не известного контекста, но которые не учитываются или неправильно толкуются противоположной стороной. Возможен и самый худший вариант ответа на этот вопрос. При наличии обширных сведений о внешних проявлениях отдельного эпидемического процесса (статистика заболеваемости и смертности, клиника болезни и др.) и о вызвавшем эпидемию возбудителе чумы (биохимия, физиология, генетика и другие свойства выделенных в очаге ш таммов), остаются неизвестными внутренние закономерности появления таких эпидемий. На основе имеющихся сегодня знаний об экологии возбудителя чумы, невозможно сказать, где, когда и при каких обстоятельствах возникнет новая чума и почему она не возникает при тех обстоятельствах, при которых, как мы знаем, она должна возникнуть. Более того, анализ обстоятельств появления крупных эпидемий чумы показывает, что как в далеком прошлом, так и сравнительно недавно (Индия, 1994 г.), чума возвращалась неожиданно и месяцами нераспознанной собирала свою смертельную жатву. Поэтому авторы книги разделяют мнение И.В. Домарадского (1998) о том, что сегодня многие направления в исследовании механизмов поддержания возбудителя чумы в природе, его систематики, патогенеза и иммуногенеза, зашли в тупик и уже много лет не только не приносят принципиально новых открытий, но все еще базируются на тех данных, которые были получены «до начала эры антибиотиков».