Михаил Супотницкий - Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода [без иллюстраций]

Фракасторо Джироламо.Судьба его учения была на удивление удачной. Фракасторо не пришлось ни проталкивать его, ни отстаивать, ни даже за него отсиживать. И все это стало возможным благодаря тому, что учение о контагии потребовалось папе Павлу III (1534–1549), пожелавшему перевести Вселенский собор из протестанского Тридента (Южный Тироль) в католическую Болонью.

В 1546 г. в книге «О контагии, контагиозных болезнях и лечении» он заявил, что единственная причина чумы — «специфический яд, который выходит вроде испарины из тела больных, распространяется в воздухе только на самых малых расстояниях; но взамен того прилипает ко всем вещам и предметам; что некоторые из них могут сохранять в себе чумный яд до тридцати и больше лет и, следовательно, такие вещи и предметы могут быть переносимы на безграничные пространства и послужить к заражению целых городов».

Для большей убедительности Фракасторо привел откровенно неприязненное по отношению к немцам наблюдение, как посредством одной кожаной шапки заразилось 7 солдат-тевтонов, которые носили ее один после другого. Подобным учением Павел III и Фракасторо достигли важной политической цели. Запуганные ими члены Собора поспешили оставить город и собрались в 1547 г. в относительно благополучной по чуме Болонье, и, главное, подальше от настойчиво требовавшего серьезных уступок протестантам германского императора Фердинанда I (1503–1564). Папе Павлу III удалось сохранить систему безусловного повиновения Святому престолу, одновременно он санкционировал своею непогрешимостью учение о прилипчивости чумы. Инквизиция, в свою очередь, поддержала это учение кострами и страхом и, таким образом, оно было принято и введено в Европе как основание для предохранительных мер и репрессий.

Джироламо Фракасторо (1478–1553)

Видный итальянский ученый-врач, астроном, писатель, один из представителей итальянского Возрождения. Медицинское образование получил в Падуе. Ранние работы Фракасторо относились к геологии, оптике, астрономии, философии. Можно считать Фракасторо основоположником ранней эпидемиологи-и, так называемой эпидемиографии. Одна из его первых медицинских работ посвящена сифилису — «Пс morbo gallico» ( 1525). Крупнейшая медицинская работа Фракасторо «О контагии, контагиозных болезнях и лечении» (1546) многократно переиздавалась. Обобщив взгляды предшественников, начиная с авторов античной древности до современных ему врачей, а также свой опыт, Фракасторо сделал попытку впервые дать общую теорию эпидемических болезней и описание ряда отдельных болезней: оспы, кори, чумы, чахотки, бешенства, «английского пота», проказы. Его первая книга посвящена общим теоретическим положениям, вторая — описанию заразных болезней, третья — лечению. По его определению, «контагий — это тождественное поражение, переходящее от одного к другому. Поражение совершается в мельчайших и недоступных нашим чувствам частицах и начинается с них». Под контагиями он понимает особый вид болезней, которые характеризуются передачей заболевания от больного человека здоровому. Он подразделяет все контагии на три группы: а) способные распространяться путем только прямого контакта; б) способные распространятся как при прямом контакте, так и через «очаг»; в) распространяющиеся путем контакта и на расстоянии, т. е. через воздух. По словом «очаг» он понимал «…одежду, вещи из дерева и другие подобные им предметы, которые… воспринимают первичные зародыши контагия и таким путем становятся сами по себе источником инфекции».

Сыгравший такую важную политическую роль Фракасторо сам не был последовательным контагионистом. Он допускал, что движение контагия на расстояние подобно движению духов, и они могут поступать в воздух «…из воды, из болот и иных источников». В этих своих представлениях он приблизился к учению о природной очаговости инфекционных болезней, но должно еще пройти четыре столетия, прежде чем оно окончательно сформируется.

Обстоятельства же благоприятствовали именно контагионистичес-кой составляющей его учения. Жестокий взрыв чумы в Италии в 1555 г. послужил стимулом для дальнейшей разработки вопроса о контагиоз-ности чумы.

Чума в Венеции в 1576 г. нанесла еще один сильный удар противникам контагионистов. Огромное опустошение, как следствие этой эпидемии, объяснялось контагионистами тем, что не были предприняты соответствующие карантинные мероприятия. В этом «ослеплении» властей они обвинили двух вызванных из Падуи для борьбы с эпидемией прачей-антиконтагионистов, которые отрицали заразность чумы, объясняя ее появление спонтанным развитием из «злокачественных» и «чумоподобных» лихорадок. После чумы в Венеции инициатива перешла к контагионисту А. Массариа. Он доказал в 1577 г., что метеорологические условия никакого влияния на распространение чумы не имеют, подкрепляя это указанием на то, что в противном случае она имела бы повсеместное распространение.

Но бубонная чума упорно «не желала» распространяться по сценарию контагионистов, а больные люди, особенно в конце эпидемии, были вообще не заразны для окружающих. Появились новые теории. Боканджелло, блестяще описавший чуму 1599 г. в Италии, наряду с контагием, как причину ее возникновения и распространения, вводит «эпидемическую конституцию». Представитель школы «иатрохимиков» Ван Гельмонт (1578–1644) пытается опередить время почти на три столетия (до открытия Roux и Yersin), он утверждает, что «причиной чумы является яд, орудием которого служит фермент».

Правительства же не обращали внимания на ученые споры врачей, действовали, придерживаясь взглядов контагионистов на прилипчивость чумы. Только с XVII столетия, после Великой Лондонской чумы 1665 г., Англия, чтобы не стеснять своей обширной торговли и не прерывать чрезвычайно сложного и разнообразного течения общественной жизни насильственными мерами, склонилась на сторону учения миазматиков и решилась защищаться от эпидемий предлагаемыми ими средствами.

Исчезновение легочной чумы.В рассматриваемый период изменилось описание клиники чумы ее современниками. На смену кровохарканью, характерному для «черной смерти» (1346–1351), основным элементом физического порядка в диагнозе чумы становится бубон. Его называют «апостема» (от греческого слова, означающего оставлять, удалять, устранять), потому что он назревал и гноился. Преобладание бубонной формы чумы ознаменовало собою начало изменения характера

чумных эпидемий, они теперь стали собирать меньше жертв. А. Гирш, занимавшийся изучением эпидемий чумы по первоисточникам, отметил, что ни в одной из них с начала XVI столетия, поражения легких и в особенности кровавый кашель, не играли важной роли и «не составляли существенного характера болезни». Почти во всех найденных им описаниях чумных эпидемий не упоминается о кашле или кровохарканье больных, и только в некоторых трудах говорится о них мимоходом, как о редких симптомах, не заслуживающих внимания врача. О легочной чуме постепенно забыли (Гирш А., 1853).