Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

В том, что касается защиты чести и достоинства знатных граждан от словесных нападок, Август отнюдь не был абсолютным новатором: подобного рода законы были известны в Риме, по крайней мере, с эпохи ранней республики. В частности, уже среди "Законов XII таблиц" (традиционная датировка (Liv., III, 32–37) 451–450 гг. до н. э.) встречается юридическая норма, предусматривающая наказание человека, сочиняющего и распевающего песни, в которых высмеиваются другие лица (Cic. De re publ., IV, 10, 12).

О том, что высказывания, содержащие impietas, могли рассматриваться как повод для судебного преследования уже в эпоху ранней республики, свидетельствует Светоний (Tib., 2). Биограф Тиберия рассказывает о том, как в 249 г. до н. э. знатная дама из рода Клавдиев, застрявшая на своей повозке в уличной толчее, пожелала вслух, чтобы воскрес её брат, незадачливый флотоводец Клавдий Пульхр и, в очередной раз погубив корабли, поубавил бы в городе людей. За это она была обвинена в оскорблении величия римского народа (ibidem). Тем не менее, И. П. Портнягина справедливо отмечает, что Август своими декретами создал некое новое качество. [349] Портнягина И. П. Сенат и сенаторское сословие… С. 123. Именно это и имел в виду Тацит, когда назвал Августа первым, кто ввёл в судебную практику наказания за famosi libelli и probrosi sermones (Tac. Ann., I, 72).

Таким образом, сфера применения закона, в республиканское время недостаточно четко определенная, в век принципата растягивается до предела: как оскорбление величия квалифицировалась, например, клеветнические выпады против знатных лиц или прелюбодеяние с женщинами императорского дома. Дела о laesa majestas времени Августа дают нам многие характерные черты аналогичных процессов при Тиберии, [350] Allison J. D. & Cloud J. D. The lex Julia majestatis. P. 711–731. как-то: обвинителей-доносчиков, разбор дел в сенате, привлечение к ответственности родственников обвиняемых и т. д.

Однако в целом эпоха Августа отличалась согласием в отношениях власти и общества, а политические преследования в период его правления были как раз тем исключением, которое, как известно, лишь подтверждает правило. Среди причин, способствовавших этому, следует выделить общий энтузиазм, вызванный наступлением долгожданного мира и возможностью наслаждаться его благами, конституционные соглашения 27 и 23 гг. до н. э., обеспечившее партнерство сената и принцепса, подъем национальных чувств — следствие крупных внешнеполитических успехов и, наконец, благоразумную умеренность Августа в проявлении своей власти.

Но были обстоятельства, делавшие дальнейшую перспективу весьма угрожающей. Во-первых, фактическое утверждение монархии ничуть не уменьшило остроту традиционного аристократического соперничества. [351] Starr Ch. G. Civilization and the Caesars. The intellectual revolution in the Roman Empire. New-York, 1954. P. 121ff; Baldson J. P. V. D. The principate of Tiberius and Gajus. P. 92. В Римской республике такое соперничество принимало форму открытой борьбы группировок знати, строящихся на основе личных связей ( factiones ). [352] Syme R. Roman revolution. P. 10–27. Принципат покончил с борьбой партий: сенаторы соревнуются теперь за милость принцепса, от которого зависит их служебная карьера. Средством свести счёты в этой борьбе, а заодно и ускорить собственное продвижение по дороге почестей ( cursus honorum ) подчас становится политический донос.

Во-вторых, принципат возник в результате фактической узурпации государственной власти Октавианом в годы последовавших за смертью Цезаря гражданских войн. Август немало потрудился, чтобы придать новому режиму приемлемую конституционную форму, но Цезари, надо полагать, ещё долго помнили, как возникла та власть, которую они олицетворяют, и в глубине души чувствовали себя узурпаторами. Подозрительные, как всякие узурпаторы, они ревниво оберегали себя и своё положение от всех действительных и мнимых покусительств. Неудивительно поэтому, что в их лице доносчики легко могли найти и нередко находили благоприятно настроенных слушателей.

Юридическая разработка понятия majestas и развитие практики соответствующих законов при Августе с формальной точки зрения являлись всего лишь развитием тенденций, обозначившихся в этом процессе к концу республиканской эпохи, а в некоторых своих аспектах выглядели даже как реанимация правовых норм, действовавших в период ранней республики. Всё это, однако, было не более чем видимостью, за которой скрывался подлинный переворот в практике lex majestatis , свершившийся с наступлением эпохи принципата. В условиях империи политическое обвинение превращается в политический донос, а обвинитель ( accusator ) — в доносчика ( delator ). [353] Гримм Э.Д. Исследования по истории развития… Т. I. С. 291–292.

Новым, в сравнении с эпохой Августа, этапом эволюции lex majestatis стали первые годы правления Тиберия, так называемый либеральный период. В 15 г. претор Помпоний Макр спросил принцепса, будет ли соблюдаться закон об оскорблении величия, на что Тиберий ответил, что законы должны исполняться неукоснительно (Tac. Ann., I, 72; Suet., Tib., 58).

Вопрос Помпония и ответ Тиберия, безусловно, не следует понимать в том смысле, что lex majestatis в конце правления Августа был отменён и, возможно, даже заменён другим законом, как это делает, например, Р. А. Бауман. [354] Bauman R. A. Impietas in principem. P. 19–21. Нельзя было отменить закон, служивший главным орудием защиты государства и существующего режима, [355] Bleicken J. Senatsgericht und Kaisergericht. Gottingen, 1962. S. 59. и, следовательно, данному сообщению источников необходимо найти другое объяснение.

По-видимому, уже в конце правления Августа имели место какие-то злоупотребления практикой закона: возможно, к суду привлекали за проступки вроде тех, которые были вменены в вину Фаланию и Рубрию. [356] См. ниже. По всей вероятности, Помпоний Макр попытался поднять вопрос о том, чтобы подобные малозначительные деяния не служили поводом для судебного преследования. Против этого в своей обычной уклончивой манере выступил Тиберий. Нежелание ограничить действие lex majestatis принцепс прикрыл заявлением о необходимости соблюдения законов вообще. Так он поступал всякий раз, когда заходила речь о каких-либо ограничениях применения этого закона и обуздании доносчиков.

Случай выступить в защиту практики lex majestatis представился принцепсу, в частности, в 24 г., когда в сенате в связи с самоубийством Цецилия Корнута, заговорили, что не следует награждать обвинителей, если обвиняемый покончил с собой до завершения судебного разбирательства. Тиберий решительно пресёк эти толки, заявив сенаторам, что лучше совсем уничтожить этот закон, чем лишить его стражей причитающегося им вознаграждения (Tac. Ann. IV, 30). Однако, хотя сам lex majestatis никогда, таким образом, не отменялся, круг преступлений, попадающих под действие этого закона, время от времени претерпевал изменения. В периоды нормализации отношений общества и власти в империи непочтительные высказывания в адрес принцепса не рассматривались как crimen majestatis , тогда как в моменты их обострения probrosi sermones фактически приравнивались к государственной измене. [357] Портнягина И. П. Сенат и сенаторское сословие… С. 120–122.