Питер Браун - История частной жизни Том 1 [От римской империи до начала второго тысячелетия]

На рубеже X–XI веков Симеон Новый Богослов и секта богомилов вносят в отношения, установившиеся между церковью и верующими, разлад — не вовсе беспрецедентный, но все–таки по–своему уникальный. Несмотря на все очевидные различия, обе предложенные стратегии поведения тем не менее обнаруживают поразительное историческое сходство. Выше мы уже обозначили, пусть предельно кратко, основные представления Симеона и теперь хотели бы остановиться на тех принципах, которые исповедовали богомилы и которые представляют для нас интерес с точки зрения целей нашего исследования. «Беседа» болгарского пресвитера Козьмы, появившаяся в 972 году или чуть позже, направлена против тех, кого можно было встретить тогда в этой стране, глубоко пронизанной всеми течениями современной византийской культуры. В самой Византии они вызвали появление в XI веке двух антиеретических трактатов, созданных православными монахами столичного монастыря Богородицы Перивлепты: первый был написан Евфимием Акмонейским около 1050 года, второй — Евфимием Зигабеном в годы правления Алексея I Комнина (1081–1118).

Богомилы уничтожают все различия, являющиеся основой самой структуры христианской Церкви: храмы, по их представлениям, — просто «общие дома»; крещение — всего–то навсего вода и масло; евхаристия — хлеб и вино. Они не признают ни духовенства, ни святости, не поклоняются кресту, не допускают никаких молитв, кроме «Отче наш», не признают брака и побуждают супругов к разводам. Они считают, что крещение Христа совершилось не водой, а Святым Духом, и стремятся крестить таким же образом своих неофитов: после исповедания грехов им на голову возлагают Евангелие, а все присутствующие, мужчины и женщины, кладут на него руки. Кроме того, они практикуют взаимную и смешанную исповедь. Наконец, каждого из них, в ком живет Святой Дух, следует именовать «Богородицей» (Theotokos), как обычно называют Деву Марию, — поскольку, по мнению сектантов, все они носят в себе Бога—Слово. Мы легко могли бы доказать, что все эти представления выстраиваются вокруг диссидентского отрицания догмата о Воплощении — фундаментального принципа, лежащего в основе христианской социальной структуры. Как следствие, секта живет религиозной жизнью, которую — в рамках византийского общества — можно считать частной. И это еще не все.

На самом деле богомилы участвуют в общей религиозной жизни, причем в полной мере, поскольку каждый из них внутренне отталкивается от ее смысла. Так, их учителя объявляют, что знание Священного Писания и трудов Отцов Церкви идет от дьявола. Их не смущает православное крещение, потому как они считают его недействительным; некоторые из них не гнушаются носить монашескую одежду. На церковных богослужениях они присутствуют с одной лишь целью — спрятаться там, где их не будут искать. Они уверены, что термином «грешник» следует именовать в первую очередь православных, что Вифлеем, место рождения Бога—Слова, символизирует их собственную «истинную» церковь, а Иерусалим все еще находится под властью Закона Моисеева, официального византийского вероисповедания. Их диссидентство не ново, поскольку в некотором смысле развивает тенденции, которые зародились в восточном христианстве задолго до появления в X веке богомилов и которым до них следовали, в частности, павликиане. Однако в XI столетии теории богомилов, очевидно, приобретают такую убедительную мощь и социальное их влияние достигает таких беспрецедентных масштабов, что у нас возникает соблазн связать все происходящее с нарастанием в обществе процессов урбанизации. И действительно, Евфимий Акмонейский упоминает города — во Фракии и в окрестностях Смирны — как территорию успешной миссионерской Деятельности Иоанна Чуриллы, по словам Евфимия, хорошо известного «благодаря тому, что он оставил свою жену после того, как сделал ее ложной монахиней, чтобы самому стать ложным монахом». Затем гонения, начатые Алексеем I Комнином, выявляют истинное положение, которое секта занимает в столице. В результате скрытность и двоемыслие еретиков начинают сказываться на образе их действий, который, судя по всему, становится еще более продуманным, чем прежде. А источники, естественно, становятся еще более красноречивыми на этот счет. Однако даже и это представляется фактом уже новой, наступающей эпохи, поскольку богомилы, как легко можно убедиться, осуществляют приватизацию и интериоризацию религиозного опыта — точно так же, повторим, как это делал Симеон Новый Богослов.

Итак, на пороге XII столетия мы и остановимся. В своем исследовании мы стремились доказать не сам факт наличия частной жизни в Византии X–XI веков, поскольку это очевидность, не требующая доказательств. Все без исключения общества, существующие ныне и известные из истории, обладающие мало–мальски сложной структурой, содержат в себе сферу частного. Однако эта последняя, во–первых, в каждом конкретном случае по–разному отграничивается и структурируется переменными величинами власти, религии, обитаемого пространства и семьи, во–вторых. Она прежде всего определяется аутентичным ей культурным дискурсом. По письменным источникам, созданным властями и социальными элитами, — а только такие источники до нас и дошли, — мы увидели, что частная жизнь появилась в христианском Восточном Средиземноморье приблизительно на рубеже второго тысячелетия: в Византии, в середине эпохи, которую мы называем Средневековьем — термином, несомненно, не слишком оправданным по форме, но зато очень точным по своему историческому содержанию. Так или иначе, мы констатировали, что X век от века XI отделяло явное изменение общей тональности. Затянутый в корсет ориентированных на классику вкусов X века, личный опыт, казалось, освободился и раскрепостился в ходе становления классицизма XI века — в обществе, которое перестраивалось на более демократичных основаниях. Изменение дискурса, изменение сознания — мы не смогли бы отличить одно от другого. XII век продолжит начатое движение дальше — и в более сложных формах.

Blanck Н. Einfuhrung in das Privatleben der Griechen und Romer. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1976.

Bliimner H. Die romischen Privataltertiimer. Miinchen, 1911 (Handbuch der klassischen Altertumswissenschaft, IV, 2, 2).

Bowman A., Champlin E., Lintott A. (eds). The Cambridge Ancient History. Vol. 10: The Augustan Empire, 43 BC-AD 69. 2 ed. Cambridge, 1996.

Cagnat R., Chapot V. Manuel d’archeologie romaine: 2 vol. Paris, 1916.

Dill S. Roman Society from Nero to Marcus Aurelius. N. Y., 1904 (переиздание: N. Y.: Meridian Books, 1957).

Friedlander L. Darstellungen aus der Sittengeschichte Roms in der Zeit von August bis zum Ausgang der Antonine: in 4 Bd. 9 Aufl. hrsg. v. G. Wissowa. Leipzig, 1920.