Клиффорд Фауст - Великий торговый путь от Петербурга до Пекина [История российско-китайских отношений в XVIII–XIX веках]

По возвращении обоза на родину Герасим Кириллович отправил Курсина и Герасима Барщикова, раньше сопровождавшего обоз Д. Молокова, в Иркутск, чтобы те приступили к пробному воспроизведению китайского фарфора из российского сырья. Директор обоза передал всю добытую им информацию в Санкт-Петербург и в 1747 году отправился в столицу вместе с А. Куренным, братом Курсина Алексеем, А. Владыкиным и Г. Барщиковым. В соответствии с императорским указом всю эту команду поселили в Царском Селе, чтобы продолжать эксперименты с русским уже фарфором. Директором всего предприятия назначили Г.К. Лебратовского. Глины везли из Сибири, а кварц нашли в европейской части России. Но предприятие оказалось мертворожденным. То ли китайский осведомитель продал неполные или намеренно искаженные рецепты, то ли русские подмастерья не обладали необходимой квалификацией, или российские глины с камнями отличались по своему составу от китайских, использовавшихся в этом деле, не ясно. В конце 1740-х годов русское ремесло фарфора сформировалось по образцу шведских и европейских приемов мастерства.

Прошло весьма много времени, прежде чем Алексей Матвеевич Владыкин принял на себя руководство обозом, которому суждено стать последним русским торговым обозом назначением в Пекин. Указание на его формирование поступило 20 февраля 1753 года. А.М. Владыкин к тому времени поднялся с восьмого ранга до девятого (коллежского асессора), и его, бесспорно, считали самым подготовленным директором обоза после Л. Ланга. Никто, кроме этого вельможи, долгое время прожившего в Пекине, не смог бы убедить маньчжурские власти ослабить ограничения на деятельность русских купцов в китайской столице. Никому этого и не удалось.

Курьера из Москвы в Пекин послали в конце марта 1753 года, а с ним отправили дипломатическую ноту, отличавшуюся от предыдущих предельной конкретностью и прямолинейностью. В ней содержалось требование, чтобы китайские купцы доставляли в Русский дом только те товары, к которым русские гости проявят интерес, и вокруг русского квартала не толкалась бы многочисленная охрана, а всем китайским лавочникам позволили бы туда безопасный доступ. Сын коменданта Селенгинска лейтенант Иван Варфоломеевич Якоби поспешил с этим посланием в Пекин и точно так же оперативно устремился назад. Он прискакал в Кяхту 24 сентября 1753 года. Но привезенные им известия повергли всех в уныние: в Лифаньюане категорически отвергли какие-либо притеснения русских гостей в прошлом; обращение с русскими купцами, по их представлению, всегда строго соответствовало букве Кяхтинского договора. В Лифаньюане пообещали, что все товары будут торговаться свободно, а досмотру всегда подвергались только запрещенные предметы. Китайские чиновники не потрудились объяснить, как они собираются искать запрещенные предметы без досмотра всего товара. Лейтенант Якоби к тому же привез письмо от архимандрита Гервазия Линцевского, служившего в то время в Пекине предстоятелем Русской православной церкви, с известиями о смерти еще одного студента Никиты Чепанова, а также с лестными отзывами по поводу овладения китайским и маньчжурским языками тремя другими стажерами — Алексеем Леонтьевым, Андреем Канаевым и Ефимом Сахновским. Этот добропорядочный священнослужитель рекомендовал, чтобы в будущем студентов для обучения местным языкам присылали в Пекин только на конкретный период времени.

С обозом отправилась практически полная замена персонала миссии православной церкви в Пекине, и в их числе отметим преемника Гервазия архимандрита Амвросия Юматова, хотя его следовало называть просто священником. Амвросию предстояло прожить в Пекине до июля 1771 года. Вместе с ним отправились два священника: Сильвестр, который скончается в Казани в 1773 году по возвращении на родину, и Софроний, скончавшийся в Пекине, диакон Сергей, тоже умерший потом в Пекине, и трое церковных служек — Степан Зимин, Илья Иванов и Алексей Данилов. Эти священнослужители получили благословение Священного синода, и в Сенате их кандидатуры одобрили должным образом. Студентам А. Владыкину и И. Быкову тоже отправилась замена из четырех человек. А именно: Василий Ермолаев, Степан Соколов, Степан Якимов и Иван Озеров. Каждому из них назначили по 100 рублей на дорожные расходы и по 200 рублей в год на пропитание. И наконец, русских обозников сопровождал один грек, искусный в определении пробы золота и серебра, а также знаток драгоценных камней.

Обозная команда вошла в Пекин 23 декабря и осталась там на шесть с половиной месяцев. То есть пробыла дольше всех остальных русских обозов со времен миссии Третьякова и Молокова. Торги начались только после того (спустя всего лишь месяц с небольшим от момента прибытия), как в Лифаньюане потребовали список всех ввезенных товаров и подробный прейскурант. И это невзирая на все их недавние заверения в том, что торговля будет беспрепятственной и свободной. А.М. Владыкин категорически отказался что-либо предоставлять, и в Лифаньюане впоследствии выставили его перед Правительствующим сенатом как человека «редчайшей породы и тупого», отличившегося крайней желчностью, когда он потребовал без огласки предоставить ему в личное пользование десяток лошадей. Его упорство и дерзость послужили причинами разнообразных неприятных последствий. Китайцы попросили, чтобы в будущем к ним не присылали настолько некомпетентных в торговле людей, каким оказался он. Тем временем продажа российских товаров шла бойко, хотя А.М. Владыкин докладывал своему начальству о своем замешательстве, так как китайцы настаивали на оплате наличными деньгами, а не товарами.

Если в торговле большого успеха не наблюдалось, то замена священников и стажеров уперлась в глухую стену. Мандарины из Лифаньюаня обратили внимание Алексея Матвеевича на то, что Кяхтинским договором предусматривались только шесть молодых людей для обучения в Пекине, и ничего не говорилось относительно их замены на новых стажеров. Следовательно, тех четырех, что он привез с собой, требовалось вернуть в Россию. Единственный аргумент в самом лучшем случае состоял в том, что тринадцать молодых русских учеников уже провели в Пекине некоторое время. Наш директор испытал сильное потрясение от такого решения после почти трех десятилетий пребывания российских студентов в Пекине, но у него не оставалось другого выбора, кроме как забрать стажеров на родину. Он привез назад еще и Алексея Леонтьева, который позже оказался ценным членом Коллегии иностранных дел. Алексей служил помощником Иллариона Россохина в Академии наук, перевел множество книг с китайского языка, заслужил ранг канцелярского советника. А также Ефима Сахновского, которого оставили служить помощником на таможне в Кяхте с окладом 200 рублей. Андрей Канаев трудностей путешествия пережить не смог и умер в дороге. Священники и их служки остались в Пекине, как мы уже сказали, но три помощника, прибывшие с ними, тоже вернулись в Россию.