Клиффорд Фауст - Великий торговый путь от Петербурга до Пекина [История российско-китайских отношений в XVIII–XIX веках]

Заскорузлость механизма ценообразования, как на российские, так и на китайские товары, служила тормозом процесса их сбыта на обоих концах товарообмена и способствовала появлению у китайцев отвращения к данному мероприятию как таковому. Из-за отсутствия своевременного понимания того, что сама Сибирь могла бы превратиться в выгодный рынок для многих китайских товаров, табака, ревеня и прочих предметов в дополнение к тканям, обозы отрезали от процветающих базарных ярмарок Сибири, а также самой России на пространстве между Москвой и Уралом. Короче говоря, власти Санкт-Петербурга с их неуступчивостью, настаивавшие на том, что принятие всех решений и управление делами следует сосредоточить в российской столице, вкупе с бестолковостью и волокитой в сфере их общения с сибирскими государственными органами и руководителями обозов, потопили в болоте бюрократической рутины блистательное по замыслу предприятие.

Вероятно, самое большое неудобство системы обозной торговли заключалось в том, что ею предусматривались запреты и ограничения на развитие частной торговли в Сибири. За исключением мелких лазеек, существовавших между 1727 годом и временами правления Екатерины, российские и сибирские купцы оставались отрезанными от сферы официальной торговли многими самыми выгодными товарами Сибири — тончайшей пушниной, китайским золотом и серебром, табаком, ревенем, лошадьми, коровами и т. д. В нескольких следующих главах речь пойдет о прочих государственных монополиях и частной приграничной торговле. Но уже достаточно сказано для обоснованного умозаключения о тяжелой руке далекого правительства, из-за которой купцам приходилось заниматься контрабандной торговлей, подкупом местных чиновников и сговором о путях преодоления всех официальных барьеров и запретов. Естественно, что им даже на ум не приходило в таких условиях поверить в какое-либо свободное предлагаемое правительством предприятие. Нисколько не удивительно, что реальное усилие по воплощению в действительность идеи банка и товарищества, сформулированной Л. Лангом, не вызвало абсолютно никакой реакции со стороны торгового или делового сообщества России. Его представители на протяжении слишком долгого времени совершенно справедливо опасались выставлять напоказ свои деньги, рискуя тем самым лишиться их из-за изъятия в пользу государства или обложения неподъемными налогами.

На оборотной стороне медали отчеканено действительно исключительное преимущество государственного обоза, не доступное ни одному купцу-единоличнику, — его громадный запас прекраснейшей сибирской пушнины, приобретенной посредством ясака, закупки у промысловиков, в качестве таможенной десятины или «даров». Но в любом случае товара, доставшегося путем очень скромных расходов. Пекин обещал стать и на самом деле оказался прекрасным рынком для сибирских мехов, которые иначе пришлось бы отправлять в европейские российские города или вывозить на западноевропейские рынки. Исключительно в целях бухгалтерского учета эти меха можно оценить в 100 тысяч рублей или больше на один обоз. Государству они доставались практически даром. Почему же эти малодоходные (в лучшем случае) сменяющие друг друга обозы отправлялись в Пекин на протяжении такого длительного периода времени и официально их остановили только во времена правления императрицы Екатерины, которая, по крайней мере, теоретически проповедовала экономический принцип «свободной торговли»? Просто потому, что на них не потерялись впустую деньги с точки зрения интересов государственного аппарата в целом. Единственным остался без ответа вопрос, можно ли было извлечь еще больше денег в императорскую казну в том случае, если государственная пушнина сбывалась кому-то еще, скажем торговому обществу, предлагавшемуся Л. Лангом, а также в случае введения повышенного налога на частную торговлю пушниной через границы империи? И ответ на такой вопрос, по всей вероятности, прозвучал бы утвердительно; по крайней мере, Л. Ланг в таком ответе не сомневался.

Кяхтинский договор можно назвать, в некотором смысле этого слова, плодом неспособности участников частной торговли России удерживать себя в рамках приличия. Разнузданность купцов и неспособность Пекина их обуздать стала причиной того, что китайцы в 1722 году изгнали всех русских торговцев со своей территории. Кяхтинский договор и бюрократическая структура по организации внешней торговли и управлению ею можно считать где-то реакцией Русского государства на разгул своих сибирских переселенцев-колонистов.

Не только прекрасные меха и их доставка в Пекин относились к торговым монополиям Российского государства на протяжении последних трех четвертей XVIII столетия. В разное время и под различными предлогами купцам-единоличникам запрещалось заниматься оборотом опиума, золота и серебра, а также самым ходовым из всех товаров, каким считался ревень копытчатый. Ревень пользовался повышенным спросом в Европе в качестве лечебного снадобья. И хотя его доставляли туда из Восточной Индии голландскими судами и судами других стран, самым полезным всеми признавался сорт ревеня, доставлявшийся с гор Тибета, Китайской Средней Азии и провинции Ганьсу. Русские купцы, к их великой радости, оказались между местами его возделывания и жителями Западной Европы, страдающими расстройствами желудка.

Ревень считался тогда, как и все еще считается сегодня, исключительно благотворным снадобьем, так как он «обладает двойным действием очистительного и вяжущего свойства». В стародавние времена его характеризовали следующим образом: «…прекрасно удаляет, в частности, вытяжки желчного пузыря и укрепляет стенки желудка. Его прописывают с большим успехом при всех закупорках протоков печени, при желтухе, при диареях, белях и гонорее; ревень также служит превосходным средством против гельминтов. Его иногда принимают в качестве слабительного, иногда в качестве всего лишь улучшающего самочувствие средства; и при каждом приеме ревень действует как превосходное лечебное средство, подходящее пациентам практически любого возраста и телосложения. Его применение не рекомендуется только в случаях, когда температура крови и внутренних органов достигает чересчур высокого значения. Габриель Фаллопий говорит, что его в принципе нельзя давать людям, страдающим заболеваниями почек или мочевого пузыря, так как ревень вызывает чрезмерную горячку в этих органах; а Симон Паули предупреждает нас о головокружениях, вызванных слишком вольным и продолжительным его употреблением».