Теодор Моммзен - Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

Меч сделал свое дело, и началось переустройство политического аппарата Иудеи. Усвоенная римлянами политика прежних эллинистических государств, действительно выходившая за пределы простой терпимости к чужим обычаям и чужой религии, — эта политика признания иудейства особым национальным и религиозным обществом стала теперь невозможна. В иудейском восстании слишком отчетливо обнаружились угрозы, которые несло в себе это национально-религиозное единение, с одной стороны, строго централизованное, а с другой — распространившееся по всему Востоку и даже проникшее на Запад. Ввиду этого раз навсегда была устранена централизация культа. Нет ни малейшего сомнения в том, что правительство действительно приняло такое решение; в противоположность этому трудно разрешить вопрос, было ли разрушение храма преднамеренным или случайным; если, с одной стороны, для уничтожения культа требовалось лишь закрыть храм, так что великолепное здание могло быть пощажено, то с другой, -- если бы храм случайно погиб, центром культа мог бы стать и заново построенный храм. Весьма вероятно, что здесь перед нами не случайность, возможная на войне, но что пожар храма входил в программу изменившейся политики римского правительства в отношении иудейского народа 388 . Но еще яснее, чем в иерусалимских событиях, обнаруживается эта перемена политики в последовавшем тогда же по распоряжению Веспасиана закрытии центрального святилища египетской иудейской колонии — храма Онии, недалеко от Мемфиса в гелиопольском округе, который в течение столетий занимал рядом с Иерусалимским храмом приблизительно такое же место, какое рядом с Ветхим заветом занимал перевод семидесяти толковников; в нем также было запрещено приносить жертвоприношения и совершать богослужение.

В дальнейшем процессе создания новых порядков исчезли и пер-восвященничество и иерусалимский синедрион; таким образом иудейский народ Римской империи потерял и своего верховного главу, являвшегося представителем всего народа перед лицом внешнего мира, и свою высшую власть, до сего времени обладавшую общепризнанным авторитетом в религиозных вопросах. Ежегодные взносы, уплачиваемые каждым иудеем без различия места жительства в пользу храма, которые до сих пор правительство по крайней мере терпело, не были отменены, но лишь в виде жестокой пародии обращены в пользу капитолийского Юпитера и его земного представителя — римского императора. Ввиду своеобразия иудейских учреждений упразднение центрального культа означало и уничтожение иерусалимской общины. Город не только был разрушен и сожжен, но так и остался лежать в развалинах, как некогда Карфаген и Коринф; его округ, общинные и частные земли были превращены в императорские домены 389 . Все граждане многолюдного города, которые не погибли от голода и меча, были проданы в рабство. На развалинах разрушенного города расположился лагерем легион, который вместе с испанскими и фракийскими вспомогательными войсками должен был отныне нести гарнизонную службу в иудейской земле. Провинциальные войска, до сих пор набиравшиеся в самой Палестине, были переведены в другие места. В Эммаусе, близ самого Иерусалима, было основано поселение римских ветеранов, но и ему не было предоставлено городских прав. Напротив, древний Сихм, религиозный центр самарянской общины, являвшийся греческим городом, быть может, уже со времен Александра Македонского, был теперь преобразован в эллинскую политию под названием Флавии Неаполя. Столица всей страны, Кесария, до сих пор представлявшая собой греческую городскую общину, получила в качестве «первой флавиевой колонии» римское устройство и латинский язык в сфере делопроизводства. Все это были подготовительные мероприятия к введению в иудейской земле западного городского устройства. Тем не менее собственно Иудея, хотя и обезлюдевшая и обнищавшая, осталась и впредь такой же иудейской страной, какой она была и раньше; о том, каковы были намерения правительства в отношении Иудеи, свидетельствует уже ненормально продолжительная военная оккупация этой страны; так как Иудея не была пограничной областью, оккупация эта могла иметь лишь одно назначение, а именно: держать в покорности население.

Потомки Ирода также ненадолго пережили гибель Иерусалима. Царь Агриппа II, властитель Кесарии Панеады и Тивериады, честно поставлял войска римлянам в войне против его соотечественников и сам мог похвастаться полученными во время этой войны рубцами, почетными, по крайней мере с военной точки зрения; сверх того, сестра его, Береника, Клеопатра меньшего масштаба, пленила сердце победителя Иерусалима остатками своих прелестей, знакомых многим. Поэтому сам Агриппа И еще сохранил свою власть; но лет тридцать спустя после его смерти его владения, это последнее воспоминание об Иудейском государстве, также вошли в состав римской провинции Сирии.

Ни в Палестине, ни где-либо в других местах иудеям не препятствовали выполнять их религиозные обряды. Даже их религиозному обучению и связанным с этим собраниям их законоучителей и законоведов была предоставлена свобода, по крайней мере в Палестине; правительство не препятствовало этим собраниям раввинов в их попытках занять до известной степени место прежнего иерусалимского синедриона и формулировать в зарождавшемся тогда Талмуде свое учение и свои законы. Хотя отдельные участники иудейского восстания, бежавшие в Египет и Кирену, вызвали там смуты, все-таки, насколько нам известно, за иудейскими общинами вне Палестины было оставлено их прежнее положение. Против гонения на иудеев в Антиохии, вызванного незадолго до разрушения Иерусалима тем, что один из отпавших от иудеев единоверцев публично обвинял их в намерении поджечь город, энергично выступил заместитель сирийского наместника, не допустивший, чтобы иудеев заставили приносить жертвы местным богам и не соблюдать субботы, как это собирались еде-лать. Сам Тит, приехав в Антиохию, категорически отказал местным зачинщикам движения в их просьбе об изгнании иудеев из города или по меньшей мере об отмене их привилегий. В Риме не решались объявить войну иудейской религии как таковой и тем самым поставить в невыносимое положение далеко разветвившуюся диаспору; довольно было и того, что государственная организация иудейства была полностью уничтожена раз и навсегда.

Изменение политики, которой придерживались Ё отношении иудеев со времен Александра, заключалось, по существу, в том, что теперь правительство империи стремилось лишить это религиозное общество его единообразного руководства и внешней сплоченности, а его руководителей — той власти, которая простиралась не только на родную землю иудеев, но и на все иудейские общины как в самой Римской империи, так и за ее пределами, и, по крайней мере на Востоке, нарушала единство имперского управления. Лашды и Селевки-ды, а впоследствии и римские императоры из дома Юлиев—Клавдиев допускали все это; но непосредственное владычество Запада над Иудеей до такой степени обострило антагонизм между имперской властью и этой властью священников, что произошла неизбежная катастрофа, которая повлекла за собой столь же неизбежные последствия. С политической точки зрения, конечно, можно порицать беспощадный способ ведения войны, который, впрочем, характеризует и другие подобные войны Римской империи, но едва ли можно порицать произведенное в результате ее уничтожение религиозно-политического положения иудейства. Вырвать с корнем те учреждения, которые привели и не могли не привести к образованию такой партии, как партия зилотов, было лишь справедливо и даже необходимо, как бы тяжело и несправедливо ни были при этом затронуты отдельные лица. Веспасиан, принявший такое решение, был благоразумным и расчетливым правителем. Возникший вопрос имел не религиозный, а политический характер. Иудейское церковное государство, являвшееся сердцем диаспоры, было несовместимо с абсолютизмом светской великой державы. Правительство и в этом случае не отступало от обычных норм терпимости; оно вело войну не с иудейством, но с первосвященником и синедрионом.