Теодор Моммзен - Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

Тем не менее спасение было едва ли не чудом. Антоний уже дал распоряжение одному верному телохранителю в крайнем случае не дать ему живым попасть в руки врагов. Подвергаясь постоянным нападениям коварного врага, в суровую зимнюю стужу, часто оставаясь то без надлежащего продовольствия, то без воды, достигли они через 27 дней спасительной границы, где неприятель оставил их в покое. Потери были огромны; за 27 дней произошло 18 более или менее крупных схваток, причем только в одной из них римляне потеряли 3 тыс. человек убитыми и 5 тыс. ранеными. Жертвами этих постоянных битв в арьергарде и на флангах оказывались именно лучшие, храбрейшие солдаты. В этом мидийском походе было потеряно все снаряжение, пятая часть обоза, четвертая часть армии — 20 тыс. пехотинцев и 4 тыс. всадников, причем большая часть солдат погибла не от меча, а от голода и эпидемических болезней. Страдания несчастной армии не окончились и на Араксе. Артавазд принял ее дружелюбно, да он и не имел иного выбора; можно было бы, конечно, зимовать здесь. Но нетерпение Антония не допустило этого; войско двинулось дальше, и вследствие все усиливавшихся холодов и распространившихся среди солдат болезней этот последний переход от Аракса до Антиохии стоил жизни еще 8 тыс. солдат, хотя нападения неприятеля уже прекратились. Этот поход был последней вспышкой военных дарований и доблести Антония, но в политическом отношении для него это было катастрофой, в особенности потому, что тем временем Октивиан, счастливо окончив войну в Сицилии, укрепил свое владычество на Западе и навсегда завоевал доверие Италии.

Ответственность за неудачу, которую Антоний тщетно пытался скрыть, он возлагал на подчиненных царей Каппадокии и Армении — на последнего с тем большим основанием, что его преждевременный уход от Празспы значительно увеличил опасности и потери отступления. Но за план похода ответственность нес не Артавазд, а Антоний*, да и в крушении надежд, возлагавшихся на Монеса, в катастрофе Статиана, в неудачной осаде Праасны не был повинен армянский царь.

Антоний не отказался от мысли о покорении Востока и в ближайшем году (719) снова выступил в поход из Египта. Обстоятельства и теперь еще складывались сравнительно благоприятно. С мидийским царем Артаваздом был заключен дружественный союз; Артавазд поссорился с парфянским сюзереном, а главное — враждовал со своим армянским соседом и, хорошо зная недовольство Антония последним, мог рассчитывать на поддержку со стороны врага своего противника. Все зависело от того, будет ли достигнуто прочное соглашение между обоими повелителями империи — увенчанным победой владыкой Запада и потерпевшим поражение властителем Востока. При известии о том, что Антоний собирается продолжать войну, его законная супруга — сестра Октавиана — отправилась из Италии на Восток, чтобы привести ему новые войска и вновь укрепить его связи с ней и ее братом. Если Октавия, знавшая об отношениях своего супруга с египетской царицей, все же думала великодушно протянуть ему руку для примирения, то, должно быть, и Октавиан в то время был еще готов поддерживать существующие отношения; это подтверждается тем, что война на северо-восточной границе Италии началась именно в этот момент. И брат и сестра великодушно приносили свои личные интересы в жертву общественному благу. Но как ни настоятельно требовали и соображения личного характера, и чувство чести принять протянутую руку, Антоний не смог найти в себе сил, чтобы порвать с египетской царицей; он отправил свою жену обратно, что было в то же время разрывом с ее братом, а также, можно добавить, и отказом от продолжения войны с парфянами. Теперь, прежде чем думать об этой войне, нужно было разрешить спор о власти между Антонием и Октавианом.

Антоний немедленно вернулся из Сирии в Египет и в ближайшие годы не предпринимал ничего нового для осуществления своих завоевательных планов на Востоке; он только наказал тех, кого считал виновными в своей неудаче. Каппадокийского царя Ариарата он велел казнить 242 и передал его царство его родственнику по боковой линии Архелаю. Подобная же участь ожидала и армянского царя. Когда в 720 г. Антоний прибыл в Армению, как он говорил, для продолжения войны, он преследовал лишь одну цель — наказать царя, отказавшегося ехать в Египет. Этот акт мести был выполнен недостойным образом, посредством хитрости, и столь же недостойным образом отпразднован в Александрии каким-то карикатурным подражанием капитолийскому триумфу. Именно тогда сын Антония, предназначенный, как мы уже говорили выше, во властители Востока, был сделай царем Армении и помолвлен с дочерью нового союзника — царя Мидии, между тем как старший сын захваченного и через некоторое время казненного по приказанию Клеопатры армянского царя, Артаке, провозглашенный армянами царем после гибели отца, покинул страну и бежал к парфянам. Армения и Мидийская Атропатена находились, таким образом, во власти Антония или в союзе с ним; было объявлено о продолжении войны с парфянами, но ее пришлось отложить до победы над западным соперником Антония. Но Фраат со своей стороны напал на Мидию, сначала безуспешно, потому что стоявшие в Армении римские войска оказали поддержку мидянам. Когда же Антоний во время своих военных приготовлений против Окта-виана отозвал отсюда свои войска, парфяне начали брать верх, победили мидян и поставили царем над Мидией и Арменией Артакса, а тот, чтобы отплатить за казнь своего отца, приказал схватить и перебить всех римлян, живших в разных местах страны. Если Фраат не до конца использовал великую борьбу между Антонием и Октавианом, пока она готовилась и разыгрывалась, то, вероятно, потому, что на этот раз ему помешали смуты, разразившиеся в его собственной стране. Смуты эти кончились тем, что он был изгнан и бежал к восточным скифам, а великим царем был провозглашен Тиридат. В то время когда у берегов Эпира происходила решающая морская битва, а затем в Египте над головой Антония разразилась катастрофа, этот новый великий царь сидел в Ктесифоне на шатком троне, а на отдаленной границе царства туранские полчища готовились снова посадить на его место прежнего властителя, что им вскоре затем и удалось.

Умному, ясно глядевшему на вещи человеку, которому выпало на долю ликвидировать начинания Антония и твердо установить взаимоотношения между обеими частями империи, надлежало проявить в одинаковой степени умеренность и энергию. Было бы большой ошибкой, следуя планам Антоний, думать о покорении Востока или хотя бы о новых завоеваниях на Востоке. Август это понял; его военные мероприятия ясно показывают, что, хотя он и считал, что средиземноморская держава непременно должна овладеть берегами Сирии и Египта, он не придавал значения завоеванию внутренних земель. Между тем Армения уже несколько десятков лет находилась под властью римлян и при создавшейся обстановке могла быть только римской или парфянской; по своему положению эта страна была в военном отношении для каждой великой державы воротами для нападения на владения другой. Август тоже отнюдь не собирался отказываться от Армении и отдавать ее парфянам, да при существовавшем положении дел он едва ли мог и думать об этом. Но Рим не мог ограничиться сохранением Армении; местные условия вынуждали римлян распространять свое влияние далее, на бассейн Куры, на земли иберов по ее верхнему течению и земли албанов — по нижнему, т. е. на жителей современной Грузии и Ширвана, одинаково искусных в бою и в качестве всадников, и в качестве пехотинцев; в то же время нельзя было допускать распространения парфянского владычества к северу от Аракса далее Атропатены. Уже экспедиция Помпея показала, что неизбежным результатом оккупации Армении должно было явиться продвижение римлян с одной стороны в глубь Кавказа, а с другой — к западному берегу Каспийского моря. Поводы к такому продвижению имелись в избытке. Легаты Антония сражались и с иберами, и с албанами. Власть Рима распространялась не только на побережье от Фарнакии до Трапезунда, но и на область колхов у устья Фазиса. К этим общим причинам присоединились особые обстоятельства, в силу которых новому римскому властителю неизбежно приходилось не только угрожать народам Востока, но и приводить эти угрозы в исполнение. Нельзя было оставить безнаказанным поступок царя Артакса, приказавшего, как некогда Митридат, перебить всех римлян, находившихся в его владениях. Бежавший из своей страны мидийский царь обратился теперь за помощью к Августу, как в прежние времена он обратился бы к Антонию. Междоусобная война и борьба между претендентами на парфянский престол облегчали нападение, к тому же изгнанный властитель Тиридат также искал защиты у Августа и выражал готовность принять от него в лен свое царство и стать римским вассалом. Возврат попавших в руки парфян при поражениях Красса и сторонников Антония пленных римлян и потерянных знамен сам по себе не мог бы показаться властителю достаточным основанием для начала войны; но восстановитель Римского государства не мог оставить без внимания этот вопрос военной и политической чести. Римский государственный деятель должен был считаться с такого рода соображениями. При той позиции, которую занял Август в отношении Востока, активная политика была необходима, а вследствие прежних неудач она была необходима вдвойне. Без сомнения, было желательно поскорее урегулировать положение в Риме; но для не имевшего соперников властителя не было острой необходимости приступить к этому немедленно. После сокрушительных ударов при Акциуме и Александрии Август, располагавший сильным и победоносным войском, был господином положения. Правитель типа Цезаря едва ли вернулся бы в Рим, не восстановив своего протектората над Арменией, не упрочив верховную власть Рима на землях до Кавказа и Каспийского моря и не сведя счетов с парфянами. Предусмотрительный и энергичный правитель сейчас же организовал бы оборону границ на Востоке, как того требовали обстоятельства; с самого начала было ясно, что четырех сирийских легионов общей численностью в 40 тыс. человек было недостаточно, чтобы охранять интересы Рима одновременно на Евфрате, Араксе и Куре, и что ополчения вассальных царств лишь скрывали недостаточность войск империи, но не восполняли ее. Армения по своим политическим и национальным симпатиям тяготела скорее к парфянам, чем к римлянам; цари Ком-магеыы, Каппадокии, Галатии и Понта, напротив, скорее склонялись на сторону римлян, но они были ненадежны и слабы. Политика сохранения status quo также требовала энергичного удара мечом, а для проведения ее в дальнейшем требовалась помощь со стороны превосходящих военных сил Рима.