Гасан Гусейнов - История всего: лекции о мифе

Основные положения популярной геополитики

Прежде всего, популярная геополитика утверждает, что распад СССР был противоестественным. Судьба российского государства — предмет пограничной с геополитикой области, конспирологии, или эзотерического учения, реконструирующего историю как сеть заговоров для уничтожения этого государства. Особенно интересны три аспекта тривиального геополитического подхода к нынешнему статусу России: территориальный, популяционный и военный.

Популярная геополитика представляет нынешнее административно-территориальное устройство как источник опасности потому, что этно-конфессиональная неоднородность РФ, согласно распространенному мнению, подрывает укорененное в общественном сознании представление о ценности единства и однородности, или административный эгалитаризм.

Одна из главных забот популярных геополитиков — территориальные притязания сопредельных стран. Хотя на официальном уровне претензии к РФ имеют только дальневосточные соседи: Япония (четыре острова Курильской гряды) и Китай (три острова на Амуре и Аргуни), — однако популярная геополитика беспокоится обо всех проблемных областях, сложившихся в пограничье между Россией и другими странами. Часть этого пограничья лежит на территориях, которые в популяционном отношении воспринимаются как нуждающиеся в особой защите эксклавы России. Также страна переживает сложные миграционные процессы, политическое значение которых противоречиво, а в рамках популярной геополитики сводится к паре «утечка мозгов — натиск нежелательных мигрантов».

Эти представления можно рассматривать, либо проводя политологический анализ их компонентов, либо уходя к мифологическим процедурам обращения с предметом. Популярная геополитика позволяет двигаться в обоих направлениях.

Популярная геополитика: развилка политической науки и мифологии

По-видимому, даже самый сухой политологический анализ неизбежно будет содержать в себе мифологический субстрат: описание любого события как смены «начал», «рождений», «пробуждений» и «концов», «смертей», «распадов» с возможными «возвращениями», «возрождениями», «воскрешениями», а также принудительный характер сопоставления по многообразным осям сходства (мифологический изоморфизм), — одного этого достаточно, чтобы не требовать и от самого строгого научного анализа свободы от мифологических примесей.

В мифе средствами языка создается невидимая глазу сущность и наделяется признаками живого. Этой сущностью в геополитике является оживший образ страны. В тот момент, когда на место абстракции, территориально-государственного образования, подставляется сверхсубъект (ср. выше «надбиологический организм»), можно и нужно говорить о мифологии.

Влиятельный мифологический образ порождается тогда, когда большие группы людей согласны насчет самых общих черт образа и думают, что этот образ переживает непредвиденную трансформацию. Пока базовые представления популярной геополитики не пришли в движение, мифологический образ неподвижен. Он — часть психической природы человека. Когда же изменения в жизни общества приводят к заметным миграциям и к перечерчиванию границ, самодовлеющий образ вступает в противоречие с чередой происходящих событий.

При этом новизна происходящего воспринимается как противоестественность, как неспровоцированное насилие против естественного порядка вещей. Поскольку единодушие в таких условиях находится легче единомыслия, наиболее активные из популярных геополитиков могут поддаться добросовестному искушению предъявить мифологический образ как альтернативу аналитической картине, а исполнение разработанного ими сценария, социального действия выдать за естественное развитие событий.

Структуру возникающего в рамках этой процедуры мифологического образа рассмотрим на двух примерах, российском и узбекском.

Противоестественность нынешнего положения вещей и война как способ его преодоления

Итак, популярная геополитика видит противоестественным нынешний статус Российской Федерации как государства, не до конца выяснившего, где именно лежат его границы. Один из первых советников нынешнего президента РФ Владимира Путина, президент Фонда эффективной политики Глеб Павловский, представляет одну из форм популярной геополитики — разновидность социал-дарвинизма. В инструктивном письме «Нужен субъект национального усиления» от 20 ноября 2002 года, Павловский, вспоминая 140-летний юбилей публикации «Происхождения видов» Чарльза Дарвина, отрицает возможность «спонтанного вырастания» политической линии, нужной стране. Предлагая рассматривать Россию как коллективный организм, или органическую среду, Павловский требует отказаться от «выстраивания наших стратегий от самих себя, от собственной идеологии, от собственных позиций, от собственного потенциала». Неважно, какая у вас идеология, — важно, что вы действуете, первым поднимаете лежащий на большой дороге мандат и начинаете операции над обществом, не спрашивая ни о чем бессильных членов этого общества.

Отталкиваясь от данности «среды», Павловский объявляет главными действующими лицами российской политики «инициативников». Само это слово Павловский, как он уверяет, впервые вычитал в мемуарах Путина. В интерпретации Павловского, «инициативник» — это человек, готовый быстро начать войну в отсутствие политических решений и структур для принятия таких решений. При этом образцом России («нашим образцом», по словам Павловского) должны выступить США, присвоившие себе мандат на проведение глобальной политики с единственной целью — чтобы проводить свои интересы во всем мире. «США, которые вечно оказываются не там, где мы хотели бы их видеть, первыми воспользовались мандатом. И воспользовались им со всей силой того потенциала, который и обнаружился-то только тогда, когда они стали действовать в рамках этого мандата», — пишет Павловский.

Сверхценной идеей Павловского является восстановление глобального поведенческого паритета с США. Поскольку времени и ресурсов для постепенного наращивания потенциала нет, необходимо сделать символическое усилие в этом направлении. Павловский утверждает, что у общества есть некий «силовой запрос», на который Путин ответил в 1999 году, фактически объявив Россию находящейся в состоянии войны. «Борьба идет на выживание, и война — это аспект мировой конкуренции сегодня», — рассуждает Павловский.

За прошедшие три года Россия, по признанию Павловского, не смогла «перестроить партийную систему в достаточной степени для того, чтобы она отвечала задачам конкурентоспособности России». Другими словами, сама Россия как единство общественных и государственных институтов до сих пор не сделалась полноценным политическим субъектом. Им по-прежнему являются только прорвавшиеся в Кремль «инициативники», остановившие формирование гражданского общества, начатое в первое постсоветское десятилетие.