Илья Зайцев - Астраханское ханство

Кирилл совершал и другие чудеса. В 1677 г. некий купец из Юрьевца, Емельян Парфенов плыл из Астрахани вверх по Волге. Выше Черного Яра его застигла на реке буря. Купец начал молиться и увидел некоего старца, ходящего по воде. Буря улеглась, и Емельян спросил у старца, кто он. Старец отвечал: "Аз есмь астраханскаго Троицкаго монастрыря начал ни к игумен Кирилл, и сия рек невидим бысть". Вернувшись в Астрахань, Емельян Парфенов поставил над гробом игумена гробницу и повелел переписать его образ [РГАДА, ф. 187, оп. 2, ед. хр. 124, л. 27об. 28]. Согласно этой рукописи, деревянная церковь в Троицком монастыре в память Святой Анны, матери Богородицы, была освящена при игумене Кирилле 25 июля 7084 (1576) г., т. е., по хронологии автора, в год смерти игумена [РГАДА, ф. 187, оп. 2, ед. хр. 124, л. 29]. "А после того в [7] 110-м году (1602 г.) постройна церковь Троицкая каменная, а кирпичь на тое церковь вожен из Ахту-бы: ломали и возили Зеленую мечеть". Освящена была эта церковь уясе при Феодосии, 13 сентября следующего, 1603 г. [РГАДА, ф. 187, оп. 2, ед. хр. 124, л. 29]. При Феодосии "для потреб странных" (т. е. для нужд странников) была построена деревянная церковь Вознесения, а вскоре — в 7112 (1604) г. — при ней монастырь "за острогом на бугре, у убогаго дому" [Любарский 1848: 20].

О том, что некоторые церкви и монастыри (а также крепостные стены и светские здания) в новом городе строились из остатков золотоордынских сооружений, свидетельствует А. Олеарий [Исторические путешествия 1936: 58]. Для постройки каменных стен и башен астраханского Кремля (1582–1589) был использован кирпич развалин Сарая Бату (совр. Селитренное городище Харабалинского района Астраханской области) (см. [Воробьев 1958: 3–4]). По сведениям Эвлии Челеби (он посетил Астрахань в 1666 г.), в цитадели города было 5 монастырей и 9 церквей, а в посаде ("нижнем городе") — 40 церквей, 17 монастырей и, что крайне интересно, 7 мечетей [Эвлия 1979: 132]. Мечети принадлежали хешдекам (подробно см. Приложение I), которых Эвлия называет мусульманами-суннитами, однако пишет, что пятничных намазов они не совершают. Эвлия передавал их рассказы: если пройти от центра шестого пояса до оконечности седьмого, то в Московской стране можно увидеть 70 тысяч михрабов [265]. Отметим попутно, что общее число мусульман в Московской стране, по Челеби (т. е., вероятно, по рассказам хешдеков), равно 12 раз по сто тысяч, т. е. миллион двести тысяч [Эвлия 1979: 133, 136]. У мусульман (татар различных родов), которых османский путешественник якобы встретил во время своего "визита" в Сарай, по отзывам Эвлии, отсутствовали запрещение и разрешение (основополагающие принципы поведения мусульманина— харам и халял) [266]. Однако, несмотря на это, они почему-то не ели хлеба, из-за того, что он якобы прилипает к желудку [Эвлия 1979: 137] [267]. Эвлия, который, видимо, никогда не поднимался по Волге выше Астрахани, рисует вполне благополучную картину распространения ислама на ее берегах: суннитский народ хешдеков владеет обширными стойбищами по обоим берегам реки, "на которых разбросаны многие сотни тысяч то кочевых стойбищ, то соборных мечетей, медресе, мектебов и мест для чтения Корана" [Эвлия 1979: 144].

В XVII в. строительство мечетей в городе не прекращалось. Так, мечеть, возведенная в 1810 г., была сооружена на месте деревянной, просуществовавшей 130 лет [Астрахань 1882: 20], с 1680 г. Строили мечети и в начале XVII в. К 1616 г. относится упоминание мечети на Гилянском дворе. Она была поставлена для "кызылбаских людей", т. е. сефевидских подданных (а значит, была скорее всего шиитской). Мечеть ставили сами персы: купец шаха Аббаса Ходжа Муртаза строил ее "для себя и иных кызылбашен" [Памятники 1898: 85–87, 93].

Основа существования номадизма, как известно, — экстенсивное скотоводство в условиях сезонных перекочевок. Однако народов, единственным типом хозяйствования которых является кочевое скотоводство, не существует и никогда не существовало. Непрерывное кочевание — это весьма специфическое и кратковременное явление, связанное с эпохой войн и переселений.

Весьма незначительная автаркия кочевого хозяйства приводила к тому, что в разные исторические периоды и в разных местах то большую, то меньшую роль играли земледелие, торговля, ремесло, грабеж, сопровождение караванов, военная служба и пр. По-видимому, постоянным был процесс превращения кочевников в полуоседлое и оседлое население. Сильная зависимость хозяйства кочевников-скотоводов аридной зоны от природно-климатических условий и высокая степень его специализации постепенно стали своеобразным тормозом в развитии их общества и в конечном счете предопределили крах государственных образований, экономика которых в большей степени была ориентирована на экстенсивное скотоводство. Экологические кризисы способствовали кризисам социальным и часто выступали в роли их причин.

Во многих постзолотоордынских государственных образованиях скотоводство вовсе не являлось основой экономики. В Казанском ханстве, например, чрезвычайно развиты были двухпольная и трехпольная системы земледелия и основой экономики было выращивание зерновых. В Крыму наряду со скотоводством не меньшую роль играли земледелие, выращивание винограда, садовых культур, бахчеводство, торговля. Главной житницей крымского ханства была так называемая "Кампания" — прибрежная полоса юга полуострова, а также таманские земли. Однако местные ресурсы далеко не всегда могли обеспечить внутренние потребности Крыма, из-за чего хлеб приходилось ввозить [Сыроечковский 1940: 9]. В раздираемом противоречиями непрочном Сибирском ханстве весьма велика была роль пушного промысла.

В наибольшей степени от импорта хлеба зависели Ногайское объединение и Большая Орда, максимально сохранившие экономику кочевого скотоводства. Это не означает, что в данных осколках Золотой Орды земледелие совершенно не было развито, однако оно имело там свою специфику.

По мнению В. Е. Сыроечковского, на рубеже XVI в. в Большой Орде часто распахивались земли "где придется в степи" [Сыроечковский 1940: 11]. Однако, как будет видно из дальнейшего, районы этих пашен были строго ограничены. Пахать в местах непосредственного кочевания улусов Большой Орды было невозможно: территория степей Нижнего Поволжья не благоприятствовала пашенному земледелию. Район приволжских остепненных лугов и луговых степей (северо-восток Приволжской возвышенности, на правобережье Волги к югу примерно до широты г. Хвалынска) в настоящее время в основном занят "выщелоченными и оподзоленными черноземами и местами серыми лесными почвами, т. е. в доагрикультурном прошлом ее значительная часть была покрыта дубовыми лесами" [Степи Евразии 1991: 44].