Илья Зайцев - Астраханское ханство

В 1591 г. "бусурманские ведуны" в городе "испортили" крымского царевича Мурад-Гирея [251]. Воеводы привели к нему лекаря-араба. Араб сказал, что царевича нельзя вылечить, пока не сыщут ведунов, которые его портили, пошел с русскими людьми в юрты, схватил там ведунов и принялся их мучить. Ведуны сказали: "Если кровь больного не замерзла, то можно пособить". Тогда араб велел ведунам метать из себя кровь в лохань, и они выметали всю кровь, которую выпили из сонного царевича, его жен и других татар и тем их испортили. Ведуны рассказывали арабу по порядку: вот это — кровь царевича, это — жен, это — других татар. Кровь царевича и одной из его жен замерзла, и ведуны сказали, что им не быть живыми, если же чья-то кровь не замерзла и ею помазать больного, то он останется жив. Мурад-Гирей все-таки умер, воеводы донесли обо всем в Москву, ведунов пытали всячески, но ничего не добились. Тот же араб тогда сказал, что такими пытками от ведунов ничего не добиться, и велел вложить им в зубы конские удила, повесить их за руки и бить не по телу, а по стене напротив, и тогда ведуны начали говорить. "А на пытках те Ведуны сказывали, что портили Царевича и цариц и татар, пили из них сонных кровь". После пытки ведунов сожгли (все тот же араб), при этом слетелось огромное количество сорок и ворон [Летопись 1788: 18–19; Соловьев 1960а: 312].

Перед нами целый комплекс весьма архаических представлений и ритуалов, связанных с магией и колдовством и ничего общего не имеющих с исламом (ср. с ногайскими доисламскими пережитками [Трепавлов 20016: 564]). В связи с этим вспоминается другой эпизод — события московского восстания лета 1547 г. Тогда непосредственным поводом к нему послужил ряд крупных пожаров в Москве.

Виновницей их московские горожане считали бабку великого князя, незадолго перед тем ставшего царем, Ивана IV — Анну. Анна (дочь сербского воеводы Якшича и мать Елены Глинской) будто бы была колдуньей ("волховой"), она "волхованием сердца человеческие вымаша и в воде мочиша, и тою водою кропиша, и оттого Москва выгоре". Бабка Ивана при этом летала сорокой. Избиение теней волхвов (битье по стене напротив) — полная аналогия наказания обидчиков западноевропейских шпильманов (странствующие певцы и музыканты, немецкий аналог древнерусских скоморохов). По швабскому кодексу за реальное оскорбление шпильман мог потребовать и получить лишь "теневую" сатисфакцию: обидчика ставили против солнца у освещенной стены, и обиженному предоставлялось право поколотить тень оскорбителя [Панченко 1984: 97].

Согласно сведениям имама Криушинской мечети Ж. Джаббарова, после Друбиш-хана (т. е. Дервиш-Али) ханская мечеть на Криуше была снесена русскими, а на этом месте построен православный собор [Низаметдинова 1992: № 11(22)] [252].

Город периода независимости скорее всего был очень небольшим по размерам. Так, в 1517 г. крымский хан Мухаммед-Гирей говорил московскому дипломату Д. Иванову, что после будущего взятия города московскими и крымскими войсками в нем "великого же князя людем сидети тысячи три или четыре с пушками и с пищалми…" [РИО 1895: 377]. По малодостоверному рассказу Эвлии Челеби, ко времени похода Тимура "город так разросся и обстроился, что его из конца в конец было не объехать на татарском скакуне" [Эвлия 1979: 131]. В 1586 г. ногайский бий Урус хвастался перед служилым татарином: "Мы ведаем, как нам Астарахань взята, и о какову пору в Астарахани людей живет мало… А в осень у вас в Астарахани живет толко тысеча человек стрелцов да тысеча человек казаков, а болши того в Астрахани людей не живет" (цит. по [Посольская книга 2003: 76, примеч. 86]).

Сложно говорить о топографии города накануне его присоединения к Московскому государству. Согласно преданиям, о которых сообщал Ж. Джаббаров, ханские дворы располагались на месте Девичьего монастыря (совр. здание облвоенкомата; см. [Низаметдинова 1992: № 11(22)]), однако эта информация едва ли достоверна. В сочинении крымскотатарского историка второй половины XVIII в. Хурреми-челеби Акай-эфенди [253]при описании обстоятельств подготовки похода крымской и османской армий на Астрахань в 1569 г. говорилось: "Одновременно решено было отремонтировать казармы в Астраханской крепости для расквартирования в них войск" [Акчокраклы 1928: 191]. Во-первых, непонятно, какая астраханская крепость имелась в виду — новая (русская) или старая. Скорее всего старая, поскольку казармы предполагалось "отремонтировать". Во-вторых, это может изменить наши представления о размерах старой Астрахани, поскольку крымско-осман-ские войска насчитывали несколько тысяч человек [254].

Хаджи-Тархан — единственный крупный город ханства. Однако помимо него на территории Астраханского государства (и на нижней Волге вообще) в разное время существовали и другие золотоордынские населенные пункты — городища, вероятно, существенно уступавшие Хаджи-Тархану в размерах (о них и их изучении см. [Федоров-Давыдов 1994: 35–36; Шнайдштейн 1970; 1979]). Так, Федор Котов упоминает в 1623 г., что в "Бирюле", в 15 верстах от учуга Иванчуг (который расположен в 30 верстах от города на луговой стороне), "город каменный бывал и тотарская клетка стоить" [Котов 1958: 31].

В окрестностях современной Астрахани, по преданиям, находится довольно много могил мусульманских святых. Так, на Казачьем Бугре (Судоверфь им. Кирова) будто бы похоронен "Хаджи Габдель-Рахим Хазрят (Тэкли-баба), прадед Едигея" [Низаметдинова 1992: № 13(24)] [255]. Как писал Н. Гулак [256], "Баба Тукла" похоронен близ "Казацкого Бугра", в полутора верстах южнее Астрахани, "где еще доселе видна его гробница" [Семенов 1895: 474] [257]. В середине XIX в. П. Небольсин отмечал, что татарские "мазарки" (кладбища) были в пределах современного Кремля, а также в полуверсте оттуда, "на круглой площадке главной улицы", где находится храм Рождества Богородицы [Небольсин 1852: 59–60].

По преданиям, на территории Кремля, где-то у Артиллерийской (Пыточной) башни находилась гробница Кара-Даута; под церковью Св. Владимира (или рядом с нею) — могила Чуранты-баба; на территории Криуша, возле православной церкви — Дауда; в районе Татар-базара, к югу от моста через Канаву, во дворе дома (или же на пожарном бугре) — захоронение Утямиш-баба [Низаметдинова 1992: № 12(23)]. Много почитаемых захоронений было и в окрестностях города: в Красном Яру на кладбище сеидов — Сеид-баба, рядом — Букей-хан; в Селитренном городище — "Жукэтэй Ази Хазрят"; в Фунтове — Кунек-баба Хазрят; близ Карагалей на бугре Биязи — "Сары Хуаджи Хазрят"; в Килинчах — Нур-ата Хазрят, Ак-ата Хазрят, Икэт Г азиз Хазрят; в Зацарево (Нариманово) — Хаджи Гиз Хазрят и некая Мугульсум-кыз; на Хан-Тюбэ — Нурмухаммед-хаджи; близ Татарской Башмаковки — Мансур-ата Куганны; в Трех Протоках (Джамиле) — трое безвестных святых; в Янго-Аскере — Хажи Нурмухаммед Хазрят (Урак-хаджи); в Башмаковке на Кош-Тюбэ — Бикэш Ай-Сылу; в Якса-тове — Гульханум (на Ак-бараклы-тюбэ) и Хызыр-ата (Кзыр-ата) [Ни-заметдинова 1992: № 13(24)].