Саад Шазли - Форсирование Суэцкого канала

Каддафи оглянулся на своих коллег. — «В этом случае Хасан, должно быть, чувствует опасность, исходящую от его солдат, и хочет удалить их из страны», — сказал он. Я не считал для себя возможным втягиваться в обсуждение этого вопроса, поэтому сказал, — «Г-н президент, предположим, это так. Что это меняет для вас или для нас? Главное — получить войска для ведения войны».

Каддафи кивнул. «Вы правы. Нас это не касается». После этого он повеселел. «Братья, — сказал он, когда беседа закончилась, — похоже, что все-таки произойдет „арабизация“ борьбы, к которой мы все призывали».

14 февраля: возвращение домой. Этим же вечером я встретился с президентом Садатом на обеде в честь премьер-министра Болгарии. Я коротко доложил ему об успехе поездки. Через несколько дней я отправил ему подробный отчет. Когда я прибыл, чтобы обсудить его, я ожидал, что он будет в восторге. К моему удивлению, он от отчёта отмахнулся.

«Вас обманули, — сказал он. — Ваши заявления во время поездки освободили их в будущем от любых обвинений, а в ответ вы ничего не получили».

Я напомнил ему о торжественных обещаниях Бумидьена и Хасана, но он только с насмешкой сказал: «Король Хасан давал такие обещания даже на арабских встречах на высшем уровне и никогда не выполнял их. Что касается Бумидьена, как мы можем сообщить ему о начале наступления за три месяца? Такое условие неприемлемо».

Он запретил мне ехать в Иорданию. Король Хусейн не лучше остальных: он предатель арабского дела — продался американцам, и нет надежды привлечь его на нашу сторону. «Иметь с ним дело на любом уровне значит зря тратить время. Я не разрешаю вам принять его приглашение», — сказал он. Я утешал себя той мыслью, что, по крайней мере, мои поездки помогли разбить лед между Египтом, Алжиром и Марокко. Должно быть, Садат думал так же. Менее чем через три месяца он нанес официальные визиты в эти две страны.

15 февраля: наконец вернувшись в свой кабинет, я начал знакомиться с результатами встреч президента в Кремле. Советы не только подтвердили свои прежние обязательства, но и согласились нам поставить дополнительно:

— 200 Т-62, наиболее мощных танков последней модели; десять должны прибыть в марте 1972 года, остальные в течение года;

— 20 бомбардировщиков Ту-22 (каждый с полезной нагрузкой в девять тонн); два с поставкой в марте, остальные в течение года;

— 25 МиГ-17 с немедленной поставкой. Электронное оборудование для увеличения наших возможностей.

Советы также обещали помочь Египту наладить собственное производство самолетов МиГ-21 МФ, причем строительство завода будет вестись поэтапно и завершится к 1979 году.

18 февраля: маршал Гречко вновь прибыл в Каир, на этот раз с трехдневным официальным визитом. Мы обсуждали военные вопросы, но главная цель приезда Гречко была политической. Советы пытались сгладить антагонизм Садека по отношению к ним. Гречко это не удалось. На одном из заседаний они обменялись такими резкими словами, что казалось, переговоры должны закончиться. Но за этим последовали другие заседания. Садек и Гречко даже обедали неофициально в ресторане в Сахара Сити. Меня приглашали присоединиться к ним, но я отклонил приглашение. Я полагал, что если им суждено уладить противоречия, надо дать им возможность побыть наедине. Достичь согласия они не смогли. После отъезда Гречко я имел частную беседу с Садеком. Как и прежде, он был непримирим. Ничто не могло поколебать его убеждение, что Советский Союз «не искренен» с нами.

Я считал это наивным. Советский Союз был нам необходим, но и мы были ему нужны — как в тот момент показывали наши проблемы с обслуживанием наших средств ПВО.

Эта история берет начало в январе 1970 года, когда наша ПВО была в руинах. Президент Насер поехал в Москву просить помощи. Советы прислали две бригады истребителей и дивизию средств ПВО. Соглашение содержало три основных условия: первое состояло в том, что Египет должен купить эту технику. Тогда по закону эти вооружения составляли бы часть собственных сил Египта, которые просто обслуживаются военнослужащими дружественной страны. Согласно второму, Египет должен обеспечивать расчеты питанием и полевой формой и выплачивать Москве суммы, эквивалентные их окладам в твердой валюте: 150 фунтов стерлингов в месяц солдатам и 170 фунтов стерлингов офицерам. Третье условие предусматривало, что советский контингент будет отозван, как только в Египте будут подготовлены собственные кадры.

Однако наши силы ПВО росли так быстро, что, несмотря на масштаб нашей программы подготовки личного состава, только к весне 1972 года у нас появилось некоторое количество людей, способных заменить часть русских расчетов. В этот момент мы, конечно, стремились как можно скорее отпустить советские расчеты, отчасти ради экономии валюты, отчасти по соображениям национальной гордости. Садек написал Гречко, прося отозвать 18 батальонов советских расчетов ЗРК.

Москву эта просьба огорчила. Это была одна из причин, почему Гречко прилетел в Каир. Он подозревал, что подоплекой этой просьбы было антисоветское настроение Садека. Даже если это было не так, Советы все равно возражали против любого шага, который, как им казалось, был направлен на сокращение их присутствия в регионе, поддержание которого стало частью их глобальной стратегии.

В мае Москву должен был посетить президент Ричард Никсон. Вывод частей ПВО мог ослабить позицию Москвы во время переговоров на высшем уровне. Гречко стремился к компромиссу. Я рассматриваю этот эпизод как явное свидетельство твердого намерения Советов сохранить наши союзнические отношения. Садек был со мной не согласен.

Как будто нам не хватало других проблем, еще одним препятствием для поддержания дружеских отношений с Садеком была его одержимость антикоммунизмом. В новом году Садек выступил непосредственно против меня. Он объявил, что, как министр обороны, только он имеет право принимать решения. Я должен обо всем докладывать ему.

«В этом случае, — ответил я, — тебе нужен начальник протокольного отдела, а не начальник Генштаба Вооруженных сил».

«Читай, — сказал Садек, протягивая мне лист бумаги. — Ты сам увидишь, что я действую в рамках моих полномочий». Это был указ президента, изданный в то время, когда министром обороны был Фавзи. Он был составлен в обтекаемых выражениях, но в широком смысле придавал министру обширные полномочия. Я не сомневался, что Фавзи сам его сочинил и добился подписания, не спрашивая независимого мнения или совета. В Египте часто случается, что лицо на важном посту подгоняет закон или указ под собственные цели и затем как ни в чем не бывало заявляет, что действует «согласно закону».