Бэзил Лиддел Гарт - По другую сторону холма

Зенгер особо отметил следующее: «Русские руководствовались принципом отбирать только самое лучшее. У них было очень мало типов машин; они старались конструировать каждый тип как можно проще, а затем производить его в больших количествах. В 1942 году в нашей танковой дивизии было двенадцать типов бронетехники и двадцать видов других транспортных средств. В русских танковых войсках тогда по большей части был только один тип танков, „Т-34“, и один грузовой автомобиль „форд“.

В механизированных формированиях у русских тоже были лишь танки и грузовики — ни легковых автомобилей, ни мотоциклов или других транспортных средств. Ближе к концу войны появилось некоторое количество американских джипов, на которых ездили батальонные командиры и другие начальники. Такая простая организация имела свои недостатки, но у нее были и преимущества. Наличие различных типов транспортных средств разной конструкции затрудняло передвижение и снабжение немецких формирований.

Хорошо у русских была налажена и ремонтная служба. Танки с серьезными поломками ремонтировали не так быстро, как у немцев, но повседневное обслуживание было на высоте, и еще у них было много хорошо подготовленных механиков. Мы со временем даже сами задействовали русских механиков в наших собственных ремонтных ротах. До войны в Германии, как и в других странах, было распространено мнение, что русские не имеют склонности к технике, но оказалось, что это не так. Они очень хорошо разбирались в технике — пожалуй, даже лучше представителей некоторых западных народностей».

Мантойфель тоже упоминал об этом: «Их ремонтные службы и службы технического обеспечения, которые в танковых войсках не должны отделяться от основных формирований, были очень хорошими. Их ремонтники следовали за танками пешком, оттягивали подбитые машины на тросах и ремонтировали. Поэтому я, как правило, приказывал поджигать подбитые танки.

С другой стороны, русским танковым формированиям недоставало тактической мобильности, которая вкупе с подготовленным персоналом является основой оперативной мобильности и способности приспосабливаться к обстоятельствам. В этом отношении они многое усвоили к концу войны, но так и не достигли уровня немцев или союзников».

Более подробно об этом рассказал Зенгер: «Тактика у русских была довольно простой и основанной на муштре. Они заранее планировали все до мелочей, чтобы не слишком многого требовать от отдельных экипажей и не заставлять их принимать самостоятельные решения. Хотя танковые командиры русских и были довольно способными в своей сфере, особым интеллектом они не отличались. До наступления им раздавали карты, на которых разными цветами были показаны маршруты и цели, — к нам в руки попало немало таких карт, из которых мы многое узнали об их тактике.

В целом она заключалась в „поддержке пехоты“ небольшими отрядами. Обычно рота танков — десять машин — возглавляла наступление пехоты. Во время атаки за шеренгой танковых рот на близком расстоянии следовали пехотинцы. Крупными формированиями они не атаковали, но после прорыва фронта русские танки сосредоточивались и продолжали наступление большой массой, пока не доходили до очередной линии обороны.

У русских не было гусеничных или полугусеничных транспортных средств для доставки пехоты на поле боя. Часть пехоты перемещалась непосредственно на танках, насколько это было возможно. Помимо этого у русских были моторизованные пехотные дивизии с грузовиками».

Представляется удивительным тот факт, что русские на Восточном фронте почти не использовали воздушный десант, хотя считались лидерами в этой области и демонстрировали это на учениях в предвоенные годы. Я обсудил этот вопрос со Штудентом и тот сказал: «Я часто удивлялся, почему русские никогда не используют свои парашютные войска. Предполагаю, что причиной тому — недостаточная их подготовка и отсутствие практики. Единственное, что они делали, — сбрасывали агентов и небольшие группы диверсантов за нашей линией фронта».

Здесь можно упомянуть одно примечательное исключение, когда русские осуществили весьма необычную десантную операцию. Как рассказывал Штудент: «В зимнюю кампанию 1941/42 года русские в своей обычной небрежной и грубой манере сбросили несколько тысяч солдат за нашей линией фронта на юго-западе от Москвы. Они должны были поддержать вырывавшуюся из окружения кавалерию. Несколько ясных лунных ночей транспортные самолеты летали над широкими, покрытыми толстым слоем снега полями, буквально в нескольких метрах над землей. Русские солдаты выпрыгивали из самолетов просто так, без парашютов. Это была простейшая воздушно-десантная операция».

Перейдя к вопросу о командовании, я спросил Рундштедта, кого из русских генералов он считает лучшим. Он ответил: «Если говорить о 1941 годе, то никого. Что касается Буденного, с войсками которого мне пришлось столкнуться, то один из пленных офицеров сказал: „Это человек с очень большими усами, но с очень маленькими мозгами“. Однако в последующие годы качественный состав русского генералитета заметно улучшился. Очень хорош был Жуков. Интересно, что он начал изучать стратегию в Германии, у генерала фон Зекта. Это было в 1921–1923 годах».

Дитмар, ведущий военный комментатор, лучше других знакомый с мнением немецкого генералитета, сказал, что Жукова считали выдающейся личностью. Конев, хороший тактик, тоже был неплох, хотя и ниже по уровню. «В ходе войны русские установили чрезвычайно высокий стандарт командира от высшего до низшего уровня. Отличительной чертой их офицеров была готовность учиться». Далее он добавил, что русские, в отличие от немцев, обладали значительным перевесом в силе и могли позволить себе делать ошибки.

Другие военачальники, особенно воевавшие на северном участке фронта, подвергли сомнению этот вердикт. Как правило, они высоко оценивали высших и низших офицеров, но среднее звено считали ненадежным. Высшее руководство у русских занимали люди, доказавшие свои профессиональные качества и получившие право принимать самостоятельные решения и отстаивать свое мнение. На низших ступенях лестницы находились младшие офицеры, которые в своей ограниченной сфере проявляли хорошую выучку и тактическую смекалку: некомпетентные там долго не задерживались, становясь очередной жертвой вражеской пули или снаряда, — но средние командиры, больше чем в других армиях, были подвержены влиянию других факторов. Не угодить своему начальству они боялись больше, чем встретиться с врагом.

В этой связи один из немецких командиров на Северном фронте сделал любопытное наблюдение: «Если была организована мобильная оборона, то атаки русских обычно можно было не слишком опасаться. Они всегда отличались поистине бычьим упорством, шли в атаку снова и снова. Дело в том, что их командиры постоянно жили в страхе показаться недостаточно целеустремленными, если прекратят наступление».