Олекса Гайворонский - Повелители двух материков. Том. 1: Крымские ханы XV— XVI столетий и борьба за наследство Великой Орды

Передовые отряды ханской армии уже высаживались на противоположном берегу, когда Сахибу Гераю донесли, что Бакы-бей, мирно сопровождавший его всю дорогу, намерен воспользоваться случаем и расправиться с ханом. Бей ждал, пока хан взойдет на плот и окажется на середине реки — тут-то он и планировал расстрелять хана с берега и провозгласить правителем Крыма сына Исляма Герая. [520]

Явных доказательств к этому не было, и потому, не спеша с обвинениями, Сахиб Герай предложил Бакы-бею, чтобы Мансуры тотчас переправились на другой берег. Бакы категорически отказался, убеждая хана, что тот должен пересечь реку первым. Хан повторил приказ — и бей снова воспротивился, чем окончательно выдал свои намерения. Сахиб Герай продолжал настаивать на своем, Бакы не повиновался. В препирательствах прошел день, а после захода солнца переправляться стало поздно.

Наутро противоположный берег уже был заполнен московскими войсками, которые за ночь срочно подтянулись к переправе и целили свои пушки в ханский стан. Силы противника быстро росли: узнав, где стоит хан, воеводы устремились к Оке со всех окрестностей. Между двумя берегами началась орудийная перестрелка.

Возможность переправиться была упущена безвозвратно: русские без труда расстреляли бы из пушек ползущие наперерез течению плоты, и здесь не могла бы помочь даже османская артиллерия. Сахибу Гераю оставалось лишь развернуться и возвращаться в Крым: по милости предводителя Мансуров дорога на Москву была теперь наглухо закрыта. [521]

Сахиб Герай долгие годы мечтал об этом походе; он уже второй раз выступал на Москву из Крыма — и второй раз не мог достичь цели. Досаднее всего было то, что преградой на пути хана встало не столько сопротивление противника, сколько вероломство собственных подданных. Прощать этого было нельзя.

Трудно представить, чего хану стоило сдерживать себя, возвращаясь в Крым бок о бок с Бакы, — но за всю дорогу Сахиб Герай не упрекнул его ни словом. Хан позволил себе излить охватившую его досаду лишь в письме, которое отправил с дороги московскому князю: «Благодари Бога, — писал Сахиб, — что твой час еще не пробил, и благодари Бакы-бея, из-за которого мы не успели переправиться через Оку. Сначала мне нужно убить волка в моей собственной овчарне и очистить мой сад от чертополоха и колючего кустарника — а затем я займусь и тобой». [522]

Вскоре армия миновала Перекоп, и перед ней развернулись горизонты Крыма. Бакы с Ак-Биби повернули в свой удел — гёзлевские степи, а Сахиб Герай направился далее, к столице.

Через некоторое время к Бакы-бею прибыл ханский гонец с известием, что хан намерен, как и обещал, сыграть свадьбу Ак-Биби и приглашает жениха с братом прибыть в столицу. Бакы понял, что хан отложил серьезный разговор с ним лишь для того, чтобы их беседа состоялась не в степях, в окружении мансурского войска, а в ханской столице, при секбанах и дворцовой страже. Отказавшись от путешествия в Бахчисарай якобы по причине болезни, бей направился за пределы полуострова, к берегам Днепра: он собрался бежать из Крыма. Бакы мог бы тотчас, не медля ни минуты, умчаться от хана с несколькими сотнями своих слуг — но он не пожелал уходить налегке и решил увести за собой в Ногайскую Орду все подвластные ему мансурские улусы с их главным богатством: конскими табунами.

Пока Бакы медлил, дожидаясь на Днепре своих людей, возле его стана неожиданно появился сам Сахиб Герай. Хан шел налегке, как будто на обычной охотничьей прогулке: с ним не было войска, и лишь сотня слуг с повозками, ловчими соколами и сворами собак сопровождала его. (То, что ханская сотня была набрана из лучших стрелков-гвардейцев, а в одной из повозок лежали четыре пушки и кандалы с цепями, оставалось в секрете от непосвященных).

Бежать было поздно — да и неловко, ведь хан ничем не угрожал бею. У Бакы не оставалось иного выхода, кроме как учтиво встретить повелителя. Хан пригласил бея в свой шатер, усадил его на почетное место и вслух заметил, что Бакы-бей, судя по его виду, уже благополучно выздоровел. Затем были поданы напитки, и все приступили к трапезе. После этого завязалась застольная беседа, и Сахиб Герай, не меняя спокойного тона, спросил Бакы-бея:

— Бакы-бей, я все спрашиваю себя: думаешь ли ты о тех мусульманах, возвращавшихся со священной войны, которых ты заставил замерзать на морозе? И еще о четырех или пяти тысячах воинов, погибших по твоей вине? Чем же ты надеешься стать в ином мире? Ты всегда считал себя правоверным. Почему же ты стал причиной их смерти? Мы никогда не причиняли тебе зла: ни прежде, ни в недавнем прошлом, когда ты помешал мне пересечь реку Оку, чтобы дойти до русских. Даже тогда я был добр с тобой. Я поставил тебя превыше всех моих беев. Почему же ты платишь мне злом за добро? Не надо так поступать, нельзя позволять себе такого… Тот, кто сотворит зло — зло и получит в ответ. [523]

С этими словами Сахиб Герай встал и покинул шатер. Бакы-бей двинулся было вслед за ханом, но ему преградили выход стражники с цепями.

Бакы был доставлен в Бахчисарай, и когда наступили морозы, принял ту же смерть, на которую два года назад обрек тысячи крымских воинов в зимнем походе: его посадили на ночь в ледяную воду, пока он не умер от холода. [524]

Отношения Сахиба Герая с крымскими беями — Хаджи-тарханский хан истребляет крымских купцов — Взятие Хаджи-Тархана Сахибом Героем — Разгром ногайского войска у Перекопа

Тяжесть злодеяний мансурского бея была очевидна всем в Крыму. За него никто не отважился вступаться, и гибель его не вызвала в среде крымской знати ни протестов, ни возмущений. Впрочем, аристократы и без того уже давно не решались перечить хану, который заставил своих вельмож присмиреть и стал истинным хозяином страны. [525]

Четырьмя годами ранее беи уже пытались было избавиться от слишком самостоятельного правителя: на пути в Молдову (куда Сахиб Герай с войском следовал в поход по приглашению Сулеймана I) они решили подстроить «несчастный случай» с ханом на охоте, погубить его и возвести на престол Ахмеда Герая, сына Саадета. [526]Но их намерение открылось. Злоумышленники уже прощались с жизнью, помня, как Саадет Герай за подобную провинность истребил верхушку рода Ширин — однако Сахиб Герай, в отличие от своего предшественника, опирался не только на грубую силу, но и на тонкий расчет. Вопреки ожиданиям беев, он отложил свой ответный ход на неопределенное время. Теперь беи были у него на крючке: каждый из них понимал, что в случае какой-нибудь новой выходки, пусть даже самой незначительной, хан заставит его ответить за все сполна. С тех пор, как писали современники, каждый бей, являясь к хану во дворец, не был уверен, что вернется оттуда живым; а направляясь из Бахчисарая домой, посылал вперед глашатая, радостно оповещая всех о своем благополучном возвращении из столицы. [527]