Линор Горалик - Лишь бы жить

Ira Zvereva

***

Дедушка со стороны папы — Иван Гаврилович Луговской — прошел почти всю войну (был ранен весной 45-го, почти год лежал по госпиталям, два осколка из головы так и не смогли вытащить: сочли, что слишком опасно. Судя по всему, это было верным решением — они его особо не беспокоили, вел он весьма насыщенную, в том числе и интеллектуально, жизнь, умер в 1994 году от рака). Имел несколько наград. Никогда о войне ничего не рассказывал, уклонялся от всех попыток притащить его в качестве ветерана в школу. А друзья с войны остались, порой приходили в гости к нам — но тоже беседовали о делах повседневных. Уже после его смерти к нам приехал какой-то дальний родственник, вроде бы воевавший с ним. Он рассказал, что за всю войну дед так никого и не убил — просто потому, что не хотел стрелять в живых людей, пусть даже врагов.

Правда это или нет — я не знаю.

Tanda Lugovskaya

***

Самым близким другом отца, спасшим ему жизнь на войне, был дядя Саша (Александр Моисеевич Каренман), который стал известным адвокатом в Киеве и каждый год принимал нашу семью у себя в гостях, в трехкомнатной квартире в Нивках. Отец с дядей Сашей часто вспоминали былые дни и однополчан, но мне запомнился веселый эпизод из их историй. После взятия Берлина Советской армией границ как таковых не существовало, и два бравых гвардейца (отец начинал комиссаром одного из первых дивизионов «Катюш», сформированных в Москве) Солонько и Каренман решили посетить Париж на трофейном «Мерседесе». Сказано — сделано, загрузили несколько ящиков шнапса и в путь. Четыре дня отсутствовали в части, если бы узнали — не поздоровилось бы. Я все допытывался:

— Ну и как Париж?

— А никак, только башню и помню.

Alexander Solonko

***

Брат бабушки, Давид, во время атаки был ранен. Потом в атаку пошли немцы. Его, раненого, расстреляли в упор, в голову. После боя трупы покидали в сторонке, друг вытащил прощальное письмо — они все носили под сердцем — и отправил родным. Уже перед тем, как скидывать в братскую могилу, кто-то заметил, что Давид дышит. Выжил чудом, но потерял глаз и зрение. Несколько месяцев по госпиталям, домой о ранении не писал, не хотел возвращаться инвалидом. Позже зрение на одном глазу восстановилось. Бабушка рассказывала, что мама ее потеряла сознание, увидев давно оплаканного сына на пороге. Всю жизнь ходил с повязкой на глазу. Мы, малышня, поначалу боялись его из-за этого, потом привыкли. Помню его огромным, веселым и добрым. Удивительно, его отец — мой прадед — потерял тот же глаз в Первую мировую.

Roman Rozengurt

***

Моя бабушка из Кадиевки (будущий Стаханов — кстати, его она тоже помнила, говорила, пьяница был и баламут) рассказывала, что немцы очень порядочные были, при них на улицах спокойно было, а иногда даже по хозяйству помогали! Ей тогда 13 лет было.

Inna Deriy

***

Бабушка моя рассказывала только, как они всей семьей уезжали из Москвы в Казахстан в эвакуацию. Было у нее к тому времени трое детей. Младшая девочка двух лет заболела и сильно кашляла в поезде. Высадили их из вагона ночью с больным ребенком где-то на станции в средней полосе. Девочка умерла, а бабушка моя так и просидела с ней на руках до утра…

Natalia Tikhonova

***

Моя бабушка в 14 лет пошла медсестрой на фронт. Ее отца, Семена Андреевича Скобелина, посадили перед войной, но когда началась война, он тоже оказался на фронте. Он был очень хороший врач и довольно быстро стал главврачом санитарного поезда. Бабушка рассказывала, что когда они отступали под Воронежем, она была уже совсем доходягой, но на одном из полустанков их нагнал санитарный поезд, в котором был ее отец…

Tatiana Sirotinina

***

Остался в живых только один — дед, мамин папа. Никогда и ничего не рассказывал. Он закончил войну в Праге. Никогда и ничего…

Сергей Даниелян

***

Бабушка со стороны мамы — Малка Абрамовна Лучанская (потом Троепольская, потом Мучникова) — воевала, в частности, участвовала в освобождении Ленобласти. Тоже категорически не хотела ничего рассказывать о войне, кроме того, что это страшное время. С тех пор у нее был диабет и крайне бережливое отношение к любым продуктам: не помню, чтобы она выбросила хоть кусок хлеба. При этом такое отношение отнюдь не переходило в накопительство: она просто скрупулезнейшим образом все планировала так, что еды было ровно столько, сколько нужно именно на этот обед или ужин для такого-то количества людей.

Tanda Lugovskaya

***

Мой дедушка войну прошел в контрразведке, старший оперуполномоченный СМЕРШ. Потому про войну говорил только одно: «Шпионов ловили». После войны случилась реформа НКВД, и он ушел в МВД, где и прослужил спокойно до пенсии.

Avaks

***

Мой дед, герой советского союза Василий Васильевич Филимоненков, танкист, партизанил под Великими Луками, «Героя» получил за взятие Одера. Рассказывал тоже немного: у нас в школе были «уроки мужества», я уговорила его прийти. Он вышел к доске, обвел глазами класс и заплакал… Про взятие Одера говорил так: «Проскочили мост тремя танками, потом немцы мост взорвали. Надо было продержаться часов пять, пока не сделают понтонную переправу наши. Крутились на одном месте вокруг своей оси, молились, чтобы патронов хватило отстреливаться…»

Tatiana Sirotinina

***

Мне ничего не рассказывали. Ну, только бабушка Роза очень следила всегда, как я чищу картошку (не слишком ли толстая шкура выходит), а мы как-то над этим посмеивались, хотя были девяностые, тоже, в общем, не очень сытое время. А вот другая бабушка, как-то совершенно по другому поводу, рассказала, как она с детьми отправилась в эвакуацию. Там ей, городской совершенно женщине, выдавали паек — мукой. А хлеб нужно было печь самой. Я еще спросила: «А как ты научилась?» Ну как, говорит, сначала испортила, а потом сразу научилась. Я тоже решила научиться на всякий случай. Ой, нет, неправда. И бабушка Роза рассказывала. Как она отправилась рыть противотанковые рвы. И рисовала мне профиль этого рва, а ей уже было около восьмидесяти. И что они, девчонки, жили в избах, там их подселяли куда-то, а забрали их летом, а вернулись они поздней осенью, и за теплой одеждой еще не сразу отпускали и не всех. И что ее мама приезжала как-то всеми неправдами и ей привозила теплую одежду.

Катерина Макарова

***

Папа ничего не рассказывал, как ни просили. Говорил только, что война — это совсем не то, что показывают в кино. Это кровь, страх, 7 лет на улице, спать в строю, грязь, вши, голод. Рассказывал только смешные истории и про друзей. Они переписывались и общались до самой смерти. В 50-летие победы только разговорился немножко. Я записала.

Ольга Эйгенсон

***

Бабушка рассказывала, как в эвакуации выживали сбором грибов-ягод и как безумно радовались ржаным лепешкам. Прабабушка (по другой линии) рассказывала, как работала в аэродромной столовой под Москвой, про бомбежки и про то, что летчик Талалихин морковку любил очень.