Пётр Толочко - Украина между Россией и Западом: историко-публицистические очерки

К сожалению, для Украины Беларусь не стала примером. Ничего подобного мы создать не смогли. Неудачи Украины на пути независимого экономического развития нередко объясняются провластными экспертами тем, что она была намного сильнее привязана к советской социалистической «пуповине». Правда, при этом не уточняют, по сравнению с кем. С Россией, Беларусью или Казахстаном, которые и в своем суверенном статусе развиваются более успешно? Если говорить о Беларуси, то она до сих пор крепко связана с этой самой «социалистической пуповиной», сохранив государственные предприятия в городе и коллективные хозяйства на селе.

По-видимому, причины наших трудностей — скорее в бездумном отрицании прошлого опыта, чем в следовании ему. Разваливая прошлую жизнь, мы не уставали иронизировать над коллективным трудом. Осмеяли коммунистические субботники, комсомольские стройки, великие почины. И так преуспели в этом, что потеряли вкус к работе не только на общество, но и на самих себя. Мыслимое ли дело, чтобы извечные хлебопашцы превратились в потребителей сельскохозяйственной продукции из стран, не обладающих ни такими тучными черноземами, ни такими давними земледельческими традициями? На витрины наших супер- и мегамаркетов больно смотреть: картошка из Польши, кабачки из Турции, морковка из Израиля, чеснок из Китая, яблоки из Польши и Нидерландов и т. д. Всего этого добра, действительно, много, но для большинства населения оно недоступно из-за своей дороговизны.

Помнится, наши руководители, пытаясь понравиться Западу, с энтузиазмом рапортовали о ликвидации колхозов. И действительно их ликвидировали. Ломать — не строить. В результате сельское хозяйство просто обрушилось. Создаваемые на руинах коллективных хозяйств небольшие фермерские кооперативы не могли и до сих пор не могут обеспечить украинцев своей продукцией. Во многих регионах страны, особенно западных, резко сократились площади обрабатываемой земли. Поля заросли сорняками, общее достояние разворовано. Проезжая по Украине, трудно отрешиться от мысли, что она пережила какое-то варварское нашествие. Корпуса молочных и свиноводческих ферм зияют черными дырами разбитых окон и крыш, подворья коллективных хозяйств заросли кустарниками, скрывающими кладбища проржавевшей сельскохозяйственной техники. Дополняют эту неприглядную картину почерневшие водонапорные башни, уже давно не подающие к мертвым коровникам и свинарникам воду и стоящие как памятники прошлой жизни украинского села.

Разрушая коллективные хозяйства, люди, облеченные на это полномочиями, определенно не задумывались над тем, что они одновременно разрушали и села. Пожилые люди лишились социальной защиты и были обречены на медленное вымирание. Молодые, не имея перспектив трудоустройства, перебрались в города. Наверное, так было не везде. Где-то удалось справиться с деградацией сельской жизни, как в хозяйстве «Заря» на Ровенщине, которое возглавлял Герой Соцтруда В. Плютинский. Но в целом отказ от социалистической коллективной формы хозяйствования на селе имел драматические последствия.

К сожалению, процессы социальной деградации происходили и в городах. Лишившись мощного индустриального производства, они потеряли рабочий класс с его потомственными династиями, инженерно-техническими кадрами. Как-то неожиданно городской рабочий люд перешел в разряд мелких торговцев. Города превратились в средоточия оптовых рынков, «толкучек», где продавцами и коммивояжерами стали вчерашние рабочие и инженеры, учителя, научные работники. Многие промышленные города Юго-Востока страны, что мне довелось наблюдать воочию, оказались под угрозой вымирания.

Упадок экономики Украины, исчезновение многих ее традиционных сфер закономерно сказался на номенклатуре новых специальностей и профессий. Обществу предложили свои услуги разного рода посредники, заготовители вторсырья, сборщики металлолома, «черные кладоискатели», подпольные коллекционеры, старатели и т. п. В результате их активной деятельности с городских улиц стали исчезать мемориальные и охранные знаки, бюсты исторических и культурных деятелей прошлого, крышки канализационных люков, чугунные решетки бульваров. Памятники культуры, являясь общенародной государственной собственностью, оказывались в руках «новых украинцев», а нередко и уплывали за пределы Украины.

Все сказанное свидетельствует о слабости государства, неспособного обеспечить традиционную производительную занятость населения. Но одновременно является и показателем резкого упадка культуры народа, утраты им чувства собственного достоинства и ответственности за страну. Наблюдается тенденция нигилистического восприятия прошлого, неуважения к свершениям предшественников, в конечном счете — потеря самоуважения. Удивительно, но создается впечатление, что у нас исчез даже естественный инстинкт самосохранения. Яркое тому подтверждение — «янтарная лихорадка» на Волыни, превращающая этот край в пустыню. Но не только она. Все наше отношение к природе свидетельствует об этом. Посмотрите, во что превратились у нас лесные массивы, особенно те, у которых находятся так называемые садово-кооперативные товарищества. Они напоминают загородные свалки мусора. Загаженными оказываются десятки тысяч гектаров лесных угодий. Аналогичную картину можно увидеть на берегах рек и озер, на обочинах дорог, в том числе магистральных.

Когда мне приходится дискутировать с национально озабоченными коллегами по поводу нашей, как они убеждены, исконной европейскости, я привожу и эти примеры. Разумеется, они резко диссонируют с их европейским оптимизмом, но должного впечатления не производят. Мне бы тоже не хотелось драматизировать отмеченные явления нашей сегодняшней жизни. Нельзя сказать, что разруха генетически присуща украинцам. Не водилось же за ними этого греха в прошлом, даже в поруганном социалистическом. Не повод ли это задуматься над тем, почему такая нерадивость к среде обитания проявилась в то время, когда мы, казалось бы, стали хозяевами своей жизни и своей земли? Может быть, этот ментальный сбой произошел от резкого и тотального разрыва с социальными основами прошлого, которые традиционно зиждились на общинно-коллективистском отношении к земле. Вся она была нашей. Теперь горизонт ответственности сузился только до своего личного участка — большого многогектарного или маленького, в несколько соток.

В связи с изменившимися условиями жизни изменилась и структура общества. Она, если можно так выразиться, стала более дробной. В прошлом у нас были три основные социальные группы населения: колхозники, рабочие и интеллигенция. Теперь их наберется добрый десяток, и все они живут по своим правилам, руководствуясь своими корпоративными интересами.