Джон Гай - Две королевы

Почему документов было так много? Причина в том, что некоторые ключевые элементы версии лордов, которая формировалась под надзором Бьюкенена, не были затронуты в письмах. Например, там не проливался свет на предполагаемую супружескую неверность Марии в шестимесячный период между ее поездкой в Аллоа и заманиванием Дарнли навстречу его печальной судьбе. Этот пробел были призваны заполнить сонеты. Аналогичным образом, ни одно из писем не доказывало, что Мария согласилась выйти за Босуэлла до того, как он развелся. Эту оплошность должны были исправить брачные контракты.

Утверждалось, что сонеты представляют собой размышление Марии о своей супружеской измене. Они были призваны доказать, что ее всепоглощающая страсть к Босуэллу давала ей серьезный мотив для убийства. Лишь немногие специалисты в области литературы верят, что сонеты не подделка. Они чрезвычайно нескладные и вряд ли могли быть написаны человеком, для которого французский — родной язык. Не похожи они и на подражание жанру куртуазной лирики, которому Марию обучал Ронсар. Самая главная улика, «Entre ses mains et en son plein pouvoir», может сойти за стихи религиозного содержания, если заранее не предупредить читателя, что оно вдохновлено плотской страстью:

Даже если это не подделка, никаких явных свидетельств сонет не содержит. У него нет посвящения, и он вполне может быть воспринят и как благочестивое выражение благодарности Богу после суровых испытаний, пережитых Марией во время родов, и как объяснение в любви к Босуэллу. Вполне возможно, что люди Мортона, грабившие покои Марии, нашли настоящие стихотворения, а затем приспособили для своих целей.

Брачные контракты еще более подозрительны. Браку королевских особ и аристократов всегда предшествовал письменный контракт, своего рода предварительное соглашение, в котором устанавливались права собственности сторон. Мария и Босуэлл подписали такой контракт 14 мая 1567 г., накануне венчания. По какой-то причине в ларце оказались совсем другие документы. По словам лордов конфедерации, их «открытия» означали, что пара подписала другие контракты намного раньше. Утверждалось, что один из них составлен рукой Хантли «в Сетоне» и датирован 5 апреля 1567 г. Это явная подделка — в тот день Мария и Босуэлл действительно были в Сетоне, но в тексте встречаются фрагменты из «договора таверны Эйнсли», хотя этот договор появится только через две недели. В контракте даже присутствует ссылка на встречу лордов в таверне Эйнсли, поскольку в нем говорится, что Мария « вместе с другими » выбрала Босуэлла как наиболее подходящую кандидатуру на роль мужа. Выделенные курсивом слова могут указывать только на обсуждение в таверне, и хотя Мария там не присутствовала, брачный контракт не мог быть составлен раньше чем 19 апреля, когда состоялся ужин.

О втором контракте, без даты и предположительно подписанном «Marie R», невозможно сделать однозначного вывода. Но даже если он подлинный, то вполне безобидный. Это скорее не «контракт», а письменное обещание Марии выйти за Босуэлла:

Мы, Мария, милостью Божьей королева Шотландии, вдовствующая королева Франции, и прочее, обещаем, от всего сердца и без принуждения, Джеймсу Хепберну, графу Босуэллу, не иметь другого супруга или мужа, кроме него… И поскольку Бог забрал моего покойного мужа, Генри Стюарта, называвшегося Дарнли, и я стала свободной… и поскольку он [Босуэлл] также свободен, я буду готова исполнить церемонии, необходимые для заключения брака…

Эти слова, не допускающие какого-то другого толкования, могли быть написаны только после смерти Дарнли и развода Босуэлла. Независимо от того, что они говорят о чувствах Марии (в том случае, если документ настоящий), в них ничего нет о супружеской неверности и о соучастии в убийстве. Морей знал, что хватается за соломинку, когда предъявлял этот контракт. Морей признавал, что в нем «нет даты, и хотя некоторые слова говорят об обратном, тем не менее имеются заслуживающие доверия основания предполагать, что он был составлен и написан ею до смерти ее мужа».

Сесил решил, что сонеты и брачные контракты не имеют отношения к делу. Все внимание сосредоточилось на «письмах из ларца», особенно на первых двух (первое письмо и второе письмо) [74] Я использую наиболее распространенную нумерацию «писем из ларца», предложенную Хендерсеном (1890). . Потенциально они были самыми разрушительными. В действительности второго письма — обычно его называют «длинным письмом из Глазго», чтобы отличить от «короткого письма из Глазго» (письмо № 1) — было бы достаточно (при условии, что оно подлинное), чтобы доказать, что Мария состояла в незаконной связи с Босуэллом и участвовала в заговоре против Дарнли. Непонятно только, зачем лордам, если письмо не подделка, понадобилось раскидывать свою сеть так широко.

Утверждалось, что оба «письма из Глазго» написаны Марией, когда она навещала больного Дарнли. Первое письмо представляет собой жалобу женщины, которая укоряет своего корреспондента за невнимание. Он обещал присылать ей новости, но забыл об этом. Он оставил ее, чтобы отправиться в поездку, и женщина обвиняет его в том, что он намеренно затягивает возвращение. В понедельник она «привезет парня» в Крейгмиллар, «где он будет в среду». «И я поеду в Эдинбург, чтобы мне пустили кровь, если я не буду возражать». Кем бы ни был этот человек, он «самый очаровательный из всех, и я вспоминаю все, что он умеет, чтобы заставить себя поверить, что он меня любит». Женщина страдает от боли в боку. «Сегодня мне было плохо. Если Парис [75] Прозвище Николя Юбера. привезет мне то, за чем я посылала, это мне поможет». Заканчивает она просьбой сообщить новости. «Молю Вас, пришлите мне вести обо всем и о том, что мне делать, если Вы не вернетесь… Поскольку если Вы не проявите мудрости, я точно знаю, что весь груз ляжет на мои плечи». Письмо отправлено «из Глазго утром в субботу». Одним из главных недостатков «писем из ларца» является то, что лишь одно это письмо имеет дату. Кроме того, ни в одном из писем не названо имя адресата, и все они обрываются внезапно, без всяких указаний на то, кто мог их написать.

«Короткое письмо из Глазго» могло быть в высшей степени разоблачительным, если его прочесть определенным образом. Слова «из Глазго утром в субботу» означают, что если письмо подлинное, то написали его 25 января 1567 г., в единственную «субботу», когда Мария была в Глазго, навещая Дарнли. Именно это должен был предполагать читатель. От нас также требуется догадаться, что «парень» — это Дарнли. Но даже сегодня слово «парень» используется в Шотландии для обозначения ребенка мужского пола, и подозрение, что речь идет о принце Джеймсе, усиливается его описанием. Невозможно так называть угрюмого, обезображенного сифилисом Дарнли: «самый очаровательный из всех, и я вспоминаю все, что он умеет, чтобы заставить себя поверить, что он меня любит». С другой стороны, любящая мать вполне могла говорить такое о своем подрастающем ребенке. Но если «парнем» был принц Джеймс, а автором письма его мать, то письмо не могло быть написано в Глазго. Ребенок там никогда не был; он оставался с Марией в замке Стирлинг, пока она не вернулась в Эдинбург после крестин, а затем жил со своей кормилицей в Холирудском дворце, где Мария оставила его, когда поехала в Глазго навестить Дарнли. Потом мальчика поручили заботам графа и графини Мар.