Джон Гай - Две королевы

Протокол, как обычно, вел Сесил. «Были представлены, — писал он, — разнообразные письма на французском языке, предположительно написанные королевой Шотландии», собственноручно, графу Босуэллу:

Оригиналы указанных писем [93] Речь действительно идет об оригиналах «писем из ларца», а не о дубликатах или копиях. … были затем также представлены и внимательно изучены, и при прочтении должным образом были сопоставлены в части манеры письма и орфографии с рядом других писем, написанных гораздо раньше и отправленных упомянутой королевой Шотландии Ее королевскому Величеству. После этого было подано и зачитано заявление графа Мортона о том, как были найдены упомянутые письма, как то было засвидетельствовано его клятвой 9 декабря. При сопоставлении никаких различий обнаружено не было.

Протокол Сесила слишком хорош, чтобы быть правдой. Нет никаких сомнений, что он вводит в заблуждение. При некритичном прочтении создается впечатление, что тест на почерк был легко пройден, когда «письма из ларца» сравнили с настоящими письмами от Марии к Елизавете, которые на протяжении многих лет хранились в королевском архиве. На самом деле это маловероятно. По крайней мере, в отношении «длинного письма из Глазго», поскольку в самом тексте объясняется, что письмо было написано второпях глубокой ночью. «Простите мне мой плохой слог и прочтите дважды. Простите также мои каракули…» Более того, содержание седьмого и восьмого писем явно указывает на то, что это подделки.

Невозможно поверить, что при сравнении каракулей Марии с настоящими письмами, которые она отправляла Елизавете, не было обнаружено никаких различий. Любой, кто видел в архивах собственноручные письма Марии к Елизавете, не мог не обратить внимание, что в посланиях «сестре королеве» она старалась писать красивым почерком. В них нет помарок, а лишь изредка встречаются признаки спешки. Если их сравнивать с тем, что написано небрежно и второпях, то к однозначному выводу прийти невозможно. В лучшем случае обнаружится некоторое сходство.

И что означает «сопоставление»? Неужели все восемь «писем из ларца» тщательно изучались и почерк в них сравнивался с почерком настоящих писем Марии, буква за буквой? Или просто список документов из шкатулки , приводившийся в заявлении Мортона трибуналу, в котором объяснялись обстоятельства их обнаружения, сравнивался с предъявленными письмами, чтобы выяснить, совпадает ли он с описанием, данным при произнесении клятвы. Протокол Сесила подозрительно двусмыслен, на что считали своим долгом указать все биографы Марии.

Если же, с другой стороны, проверка на совпадение почерка была проведена поверхностно или включала лишь несколько выбранных страниц, то она вполне могла быть успешной. Мы уже видели, что, за исключением седьмого и восьмого писем, Морей, скорее всего, представил настоящие, но искусно подобранные страницы, часть из которых была взята из более ранних писем к Дарнли, а часть — из более поздних писем к Босуэллу, и что самые компрометирующие вставки во втором письме, скорее всего, вписывались в пустые места. Тщательное исследование каждой страницы всех «писем из ларца» заняло бы много времени, а мы знаем, что к тому моменту, когда трибунал переехал в Хэмптон-Корт, судей было уже слишком много, чтобы все они могли уместиться за маленьким столом и внимательно рассматривать каждый документ, и поэтому вполне возможно, что все устроили так, чтобы создалось впечатление, что тест на почерк успешно пройден.

Когда Мария узнала о заседаниях в Хэмптон-Корте, то потребовала, чтобы ей позволили выступить перед трибуналом, но получила отказ. Однако Елизавета заявила делегации Морея, что разрешит судьям продолжить слушания только в том случае, если ее кузине будет позволено назначить представителя, который будет от ее имени отвечать на предъявленные обвинения, или она сама побеседует с делегацией, которую пришлет к ней Елизавета.

Наконец, Мария выступила с заявлением. Она отказывается отвечать на обвинения до тех пор, пока ей не позволят повидаться с Елизаветой. В противном случае она не признает правомочность трибунала. Она и так сделала слишком много уступок. «Я не равна восставшим против меня и никогда не позволю судить себя наравне с ними».

Мария защищала свое достоинство. Она отказывалась терпеть подобное неуважение. Морей и его делегация лгут, заявляла она. Они злонамеренно обвинили ее в убийстве Дарнли, «тогда как совершили его сами». Единственное указание, которое она дала своим адвокатам: «Я никогда никому не писала что-либо, связанное с этим делом. Эти письма, если таковые появятся, — фальшивка и подделка, сочиненные ими самими только лишь для того, чтобы обесчестить и оклеветать меня».

Жаль, что Мария этого не знала, но Елизавета была в целом согласна с ней. Елизавета присутствовала в Хэмптон-Корте в первый день заседаний комиссии, но считала себя всего лишь «наблюдателем». Она полагала, что королева не вправе судить равного себе суверенного монарха. По ее собственным словам, цель этих слушаний состояла в том, чтобы «ясно понять истинность обвинений против королевы Шотландии», но «без предвзятости к той или другой стороне». Когда этого не произошло, а Сесил составил протоколы, указывающие на вину Марии, Елизавета внезапно объявила об окончании слушаний. Она отказалась встречаться с Марией, но заявила, что поскольку та не желает отвечать на обвинения, судебное разбирательство откладывается на неопределенное время. Именно это и произошло. К Рождеству 1568 г. Марию не признали невиновной, но и не осудили. Возникла неопределенность. Никакого вывода о подлинности «писем из ларца» сделано не было. Елизавета руководствовалась принципами естественного права. Действия Сесила были крайне предвзятыми, и Мария имела право изложить свою точку зрения перед судьями. Единственное, чего не смогла заставить себя сделать Елизавета, — встретиться с Марией и лично выслушать ее аргументы.

Но Мария посчитала это оскорбительным. Получалось, что Елизавета ставит себя выше ее. Она была убеждена, что кузина поступает с ней несправедливо. «Ах, мадам, — спрашивала она, — приходилось ли Вам слышать, что правителя лишают возможности лично выслушать слова тех, кто жалуется на ложные обвинения?» Мария советует Елизавете не верить, что она бежала в Англию, чтобы спасти свою жизнь. Ее цель — восстановить свою честь, получить поддержку и покарать мятежников. Она не позволит «судить себя наравне с ними». Она никогда так не унизится. Она всегда считала английскую королеву «ближайшей родственницей и верным другом». Она полагала, что Елизавета почтет за честь, когда ее назовут «вернувшей королеву», и надеялась на доброе отношение. Теперь Мария видит, что ошиблась. А Сесила она считает самым главным и безжалостным противником. За всем этим стоит он. «Вы говорите, — упрекала она Елизавету, — что в этом деле советовались с самыми знатными персонами. Упаси Господь, чтобы я стала причиной Вашего бесчестья, тогда как мои намерения были прямо противоположными».