Джон Гай - Две королевы

После того как Кастельно вручил верительные грамоты и поздравил короля и королеву с заключением брака, Мария объявила о своем намерении сокрушить мятежников. Под предлогом защиты религии они отказались от своих верноподданнических обязанностей и желали свергнуть ее. По этой причине ситуация касается любого другого правителя — ведь если ее мятежникам позволят так себя вести и искать поддержки Англии в своих преступлениях, то в мире не будет порядка и стабильности.

Мария была тверда в своих убеждениях. Морей и его союзники не просто бунтовщики с политическими претензиями и корыстными целями, а явные «республиканцы» (она использовала именно это слово), намеренные разрушить «древнюю монархию». Мятежники свергнут и убьют ее и Дарнли, а затем установят «республику», в которой власть будет принадлежать дворянам. Они уже свергли ее мать и предполагали, что следующей будет сама Мария. Взгляды Марии на республиканскую систему правления представляли собой нечто похожее на «теорию домино». Как только Шотландия покорится мятежникам, зараза распространится дальше на Англию, Нидерланды и Францию.

Когда Мария все это говорила, по ее щекам текли слезы. Она была очень взволнована; на ее взгляды серьезно повлияли события 1559–1560 гг., когда лорды конгрегации свергли ее мать, а Елизавета признала правительство мятежников, заключив с ними Эдинбургский договор.

Мария напомнила Кастельно о давней традиции «старинного союза», а также о тесных связях Гизов и Валуа. А затем потребовала военной помощи. «Вся моя надежда на Францию», — сказала она. Кастельно был потрясен, поскольку ему поручили убедить Марию помириться с Мореем. Новая французская интервенция могла привести к длительной гражданской войне, грозившей распространиться на все Британские острова. Он убеждал шотландскую королеву пойти на компромисс, однако она решительно отказалась. «Это несовместимо с моей честью и безопасностью моей персоны, а также моего супруга, короля, поскольку вероломные и злобные мятежники решили убить нас обоих».

Мария по-новому определила проблему. Борьба уже не была связана с ее браком, а приобрела идеологическую окраску. Шотландская королева видела явное столкновение между монархией и республикой, между божественной властью помазанной королевы и анархией, между французским и английским влиянием в Шотландии. Она отказывалась слушать увещевания Кастельно о том, что «польза», «благоразумие» и «целесообразность» обязывают ее пойти на уступки. Мятежники должны понести наказание просто из принципа — в противном случае будет подорван не просто ее авторитет, а сам институт монархии. Кастельно заметил, что Дарнли, свободно владевший французским, с еще большей страстью защищал идею монархии, чем Мария. Дискуссия продолжалась четыре часа и закончилась тем же, с чего началась.

На следующий день Кастельно пригласили в дворцовый сад, где Мария и Дарнли прогуливались среди красивых клумб и фруктовых деревьев, высаженных матерью королевы. Мария выглядела радостной и умиротворенной, и когда к королевской чете присоединился Кастельно, пустила в ход все свое обаяние, заявив, что когда-нибудь поручит своему Тайному совету обдумать все предложения посла. А пока время для разговоров прошло, и она намерена сражаться.

Когда Кастельно спросил, готова ли она рискнуть всем в сражении, Мария не дрогнула. «Конечно, — ответила она. — Потому что если тянуть время, то я перестану быть королевой». Посол пытался возразить, что дружба с Англией важна как для авторитета Марии в Шотландии, так и для укрепления ее прав на английский трон. Мария с этим не спорила. «Да», — согласилась она. Она готова восстановить дружбу и предложить Елизавете свою любовь и расположение, «но только после того, как она объявит меня своей наследницей в том случае, если умрет бездетной».

Кастельно видел, что Мария изменилась. В последний визит его поразило исходящее от нее «величие». Тогда он писал, что у нее «широкая и беспокойная душа, как у ее дяди, кардинала Лотарингского». В этот раз она не проявляла чрезмерную гордость или уверенность в себе. Она стала дерзкой, драматизировала свои проблемы и делала из них далеко идущие выводы. Бунт Морея, серьезный, но довольно распространенный мятеж во времена религиозных войн, она представила как общую угрозу для европейских монархий, требовавшую срочного решения. Мария рассматривала Морея как революционера с республиканскими взглядами и не могла понять неспособность Кастельно согласиться с ней.

В частном письме к Полю де Фуа, постоянному послу Франции в Лондоне, Кастельно называл Марию «неподатливой». Ее смелость и решительность были таковы, что она взяла на вооружение принцип «все или ничего». Мария приравнивала протестантство к политической революции и скорее покинула бы трон, чем помирилась с Мореем.

Кастельно преувеличивал. Перемены в поведении Марии были скорее намеками, а не серьезным изменением в ее политике. Поворот к католицизму уже назревал, но еще не начался, и для его появления есть более убедительное объяснение. Дарнли, как заметил Кастельно, также важничал. Он видел себя королем Шотландии с собственными идеями и «повесткой». Он хотел посетить Францию, чтобы произвести впечатление на Карла IX своей верностью католицизму. Он жаждал стать частью династической системы Европы и просил Кастельно посодействовать ему в получении ордена св. Михаила, высшей награды Франции. Дарнли проводил политику умиротворения католических держав и пытался убедить Марию, что после мятежа Морея протестанты должны быть объявлены вне закона.

Дарнли не был ни набожным католиком, ни тем более протестантом, несмотря на регулярные посещения проповедей Нокса. Он цинично использовал религию для достижения своих политических целей, главным образом для привлечения внимания к своей персоне. Усилия, направленные на получение признания в Европе и упрочение там своего влияния, были просто еще одним проявлением его эгоистической натуры.

На самом деле амбиции его были непомерными. Мария позволила ему изображать короля, потакая его тщеславию. Она была готова разделить с ним управление Шотландией, однако он ждал, что супруга передаст всю власть правящей королевы ему. Дарнли действительно верил, что брак поставит Марию в подчиненное положение. Теперь он был королем Шотландии, и примитивные взгляды на секс привели его к убеждению, что его власть наиболее полно утверждается в постели, где он может делать все что угодно и когда угодно. Тот факт, что поначалу Мария проявляла покорность в альковных делах, объяснялся тем, что она очень хотела сына и наследника.

Теперь Дарнли выспрашивал Кастельно о недавней встрече правящих домов Франции и Испании в Байонне. Во время захватывающего объединения двух королевских дворов в мае и июне 1565 г. Екатерина Медичи увиделась со своей старшей дочерью Елизаветой, подругой Марии по детским играм при Генрихе II, а теперь королевой Испании. На встрече присутствовали Карл IX и герцог Альба, один из самых близких советников Филиппа II. Целью всего мероприятия было укрепление тесных семейных связей, установившихся в результате заключения Като-Камбрезийского мира. На самом деле встреча оказалась пустой, потому что Филипп так и не удосужился на ней появиться. Тем не менее протестанты всей Европы активно обсуждали ее. Они боялись, что на тайном совещании была создана Католическая лига, призванная уничтожить их. Именно это в первую очередь интересовало Дарнли.