Джон Гай - Две королевы

Два дня спустя Киллигрю навестил Марию в ее покоях. Он поздравил ее с благополучным разрешением от бремени, а королева поблагодарила посла и извинилась, что разговор будет коротким. Она все еще была в постели, и у нее болела грудь. Из-за слабости она говорила очень тихо, и ее голос все время прерывался гулким кашлем. Киллигрю провели в детскую и показали ребенка. Джеймс, как выразился посол, повторяя своего предшественника Садлера, восхищавшегося маленькой Марией, был «прекраснейшим ребенком». Сначала Киллигрю посмотрел, как мальчик «сосет грудь кормилицы», Маргариты Литтл, а затем увидел младенца «обнаженным, я имею в виду голову, руки и ноги, и насколько я могу судить, это будет пропорционально сложенный и здоровый принц».

В XVI в. роды бывали опасным для жизни событием, и женщины всегда готовились к худшему. 9 июня Мария созвала приближенных, чтобы продиктовать завещание. Были сделаны три копии: одну следовало отправить ее родственникам Гизам, вторую она оставила себе, а третью подписала, запечатала и отдала тем, кого в случае ее смерти назначат регентами. Ни одна из этих копий не сохранилась. Мы знаем лишь, что функции регента должен был исполнять коллективный орган. Дарнли не был включен в его состав или (что более вероятно) его присутствие уравновешивалось двумя независимыми регентами, одним из которых был лорд Эрскин, умеренный протестант и капитан Эдинбургского замка, которому Мария пожаловала титул графа Мара. Другой член регентского совета — полностью реабилитированный граф Аргайл. Впоследствии враги Марии утверждали, что Мария назначила регентом Босуэлла, что явно не соответствовало действительности. Несмотря на то что отчаянный граф возвысился в ее глазах, он все еще оставался противоречивой фигурой, чей буйный нрав и любовь к дуэлям делали его менее подходящим для защиты интересов ее семьи и монархии, чем Мар и Аргайл. Но и Мар, и Аргайл ненавидели Дарнли. Он пришел в ярость: условия завещания Марии возмутили Ленноксов. Киллигрю предположил, что их склонность к заговорам только усилится.

У завещания имелось приложение, в котором указывалось, кому достанутся драгоценности Марии, и это приложение сохранилось. На шестнадцати потертых и подпорченных водой листах большого формата перечислены 250 предметов, и против каждого на полях указано имя человека, которому отписывается этот предмет. Список составляли Мария Ливингстон, одна из четырех Марий, отвечавшая за драгоценности королевы, и Маргарита Карвуд, любимая фрейлина Марии. Записи на полях сделаны рукой самой Марии. Почерк неаккуратный, даже для нее. На последних месяцах беременности она несколько раз жаловалась на судороги, хотя почерк ее и так постепенно портился.

Мария написала, что это приложение к завещанию вступит в силу, если и она, и ее ребенок умрут. Она понимала, насколько близок может быть ее последний час, и неровный почерк, вероятно, отражал ее психологическое и физическое состояние. Список явно указывает на то, чем были заняты ее мысли, потому что в числе получателей наследства большинство составляли не шотландские лорды и муж, а ее родственники Гизы. Мария прожила в Шотландии больше пяти лет и, должно быть, часто чувствовала себя одиноко, поскольку так и не забыла своих связей с Францией. Впоследствии даже коротенькая записка из Франции доставляла ей удовольствие, а когда она получала письма от родственников, у нее на глазах выступали слезы радости. Из почти шестидесяти человек, присутствовавших в списке наследников, четырнадцать были из семьи Гизов. В первую очередь Мария думала о них — они шли вторыми после шотландской короны и получали львиную долю самых дорогих и роскошных предметов. Например, великолепная коллекция рубинов, жемчуга, брошей, воротников, золотых цепей, серег, а также пояс с золотой пряжкой и драгоценными камнями переходили в вечное владение семьи.

После Гизов следовали шотландские родственники Марии, а также четыре Марии и их семьи. В списке присутствовали несколько родственников королевы, преимущественно женщин и детей: графиня Аргайл, жена и старшая дочь Морея, Фрэнсис, осиротевший сын лорда Колдингема, которому Мария приходилась крестной матерью. Четыре Марии получали вещи менее ценные, но личного характера — как знак их детской дружбы.

Характерную для себя щедрость Мария проявила и к своим фрейлинам, к родителям четырех Марий и к личным слугам. Маргарита Карвуд получала один из миниатюрных портретов Марии, обрамленный бриллиантами, и «une petite boîte d’argent» — маленькую серебряную шкатулку, возможно, ту самую знаменитую шкатулку с монограммой Франциска II, в которой, как впоследствии утверждали враги королевы, они нашли дискредитировавшие ее письма.

Имя Дарнли также упоминалось в этом списке, но не слишком часто. Он должен был получить двадцать шесть предметов, якобы десятую часть всех ценностей — в зависимости от того, как интерпретировать записи Марии. На самом деле гораздо меньше. В наследство ему доставались отдельные предметы, а не целые коллекции, как семье Гизов: например, часы, украшенные бриллиантами и рубинами, или перстень с бриллиантом в оправе из красной эмали. Об этом перстне Мария написала: «С ним я венчалась; я оставляю его королю, давшему его мне». Краткий комментарий отражает глубокое разочарование в муже. При внимательном изучении предметов, оставленных Дарнли, выясняется, что практически все они — подарки, сделанные Марии его отцом, графом Ленноксом.

Дворяне, в первую очередь Морей, Аргайл, Атолл и Мар, получали менее ценное наследство, что подтверждает тот факт, что Мария рассматривала свое завещание как семейное дело. Имя Мейтланда не упоминалось вовсе — он по-прежнему находился в опале, — но Босуэлл и Хантли присутствовали в списке. Босуэллу был отписан бриллиант в обрамлении черной эмали и брошь с изображением оленя, украшенная одиннадцатью бриллиантами и рубинами. После вынужденного отречения Марии эти предметы приобрели большую ценность, но в 1566 г. их считали мелочью. Никакого особого отношения к Босуэллу не заметно — указано лишь его обычное место среди личных советников. Морей и Мар стояли выше. Учитывая его непоколебимую верность Марии и ее матери, остается лишь удивляться, как мало получил бы он по завещанию Марии, если бы она умерла во время родов.

Здоровье Марии после родов оставалось хрупким. Она нуждалась в отдыхе и поэтому в июле и начале августа устроила себе нечто вроде каникул. Ее убежищем стало тихое и живописное местечко Аллоа в Клакманшире, на небольшом расстоянии от Эдинбурга — если плыть вдоль побережья залива Ферт-оф-Форт. Королева навестила графа Мара в сопровождении Морея и Босуэлла. Прибыл также Кастельно, получивший от Екатерины Медичи инструкции помирить Дарнли и Марию. Но ему не представилось возможности выполнить поручение. Отношения в королевской семье стремительно ухудшались. Слухи о разрыве ходили еще в конце апреля — Дарнли дважды угрожал уйти и поселиться в Нидерландах.