Юлия Галкина - Французская военная миссия в России в годы Первой мировой войны

Тем не менее объяснять назначение генерала По только лишь «нечеткими донесениями» де Лагиша, равно как и его неуместной «салонностью», было бы некорректно. Де Лагиш действовал в русле старых порядков: по источникам может сложиться впечатление о его безынициативности, но вряд ли бездействие было его намерением. Так он понимал свой долг: быть военным помощником дипломатического представителя. Де Лагиш, безупречно владевший русским языком, был достойным продолжателем дела своих предшественников: Элизабет Гринэлг обращает внимание на то, что, вступив в должность атташе в 1912 году, он направлял в Париж обстоятельные донесения о состоянии русской авиации и железных дорог [46] Greenhalgh E. The French army and the First World War. Cambridge, 2014. P. 23. . На наш взгляд, основной причиной ухода де Лагиша на второй план была не только его неспособность полностью перестроить своё мышление сообразно нуждам войны нового типа, но и отсутствие с его стороны готовности деятельно улучшать ситуацию. Дополнительным аргументом в пользу отзыва де Лагиша, вероятно послужила преследовавшая его негативная репутация германофила, что отметил в своих дневниках Морис Жанен [47] Janin M. En mission dans la Russie en guerre (1916–1917). P. 34. .

В данной обстановке требовался военачальник, чья репутация в глазах русской Ставки не подлежала бы сомнению и с кем русские, возможно, были бы более откровенны. Первоначально Жоффр полагал, что фигура генерала По идеальна для поста главы французского представительства в России: «Что касается генерала По, можно было надеяться, что престиж, окружавший эту фигуру прекрасного солдата, будет полезным для укрепления связей между двумя штабами» [48] Mémoires du maréchal Joffre.T.2. P.178. . Тем не менее, оказалось, что французский главнокомандующий переоценил этот «престиж» и взаимодействие французского командования с русским осложнилось неприятием личности генерала По в Ставке [49] Ibid. . Таким образом, сложилась ситуация, при которой один генерал вызывал недовольство Парижа (де Лагиш), а второй вызывал неприятие Петербурга (По). При всем этом полномочия двух представителей Третьей республики при Ставке не были чётко разграничены, что влияло на эффективность миссии двух генералов [50] Павлов А.Ю. Французские военные миссии в России в период Первой мировой войны. С. 35. и создавало предпосылку для её будущей трансформации.

В историографии Первой мировой войны поиски формата коалиционного взаимодействия, отвечающего вызовам времени, наиболее исследованы на примере англо-французского сотрудничества [51] Greenhalhg E. Victory through coalition. Britain and France during the First World War. Cambridge, 2014. . Английский опыт продемонстрировал, что одним из способов преодоления трений в лагере союзников является деятельность офицера связи в военном и дипломатическом поле. Историк Элизабет Гринэлг определяет офицера связи как «глаза, уши и рот своего командования», который обязан поддерживать контакты и вести переговоры в разных сферах военной иерархии, в целях обеспечения взаимопонимания и достижения единства целей и действий. Это особенно актуально в условиях, когда стороны принадлежат к разным языковым и культурным традициям, что усиливает риск возникновения конфликтов [52] Ibid. P. 75. .

В конце декабря 1914 года [53] SHD/T, 7 N 1547. Rapport du Commandant Langlois sur sa Mission en Russie (5 Février 1915). по инициативе Жозефа Жоффра в качестве офицера связи в Россию был командирован бывший глава Русской секции Генштаба Франции майор Жак Габриэль Ланглуа. В общей сложности он совершил восемь визитов в Россию (с января 1915 г. по февраль 1917 г.). Каждая поездка сопровождалась детальным рапортом, содержащим аналитические сведения по самому разному кругу вопросов: общественное мнение в России, настроения в Правительстве и царской семье, отношение русских к французам (и шире — к союзникам по Антанте), материальное и моральное состояние русской армии. В первых рапортах майор Ланглуа концентрировал внимание на недостатках организации службы офицера связи, настаивая на пересмотре некоторых её оснований. Главным образом, предполагалось принять меры по усилению безопасности и секретности миссии офицера связи, а также повышению степени его осведомлённости о планах Генерального Штаба и руководства Франции [54] Ibid. Rapport du Commandant Langlois sur sa Mission en Russie (5 Février 1915), Rapport du Commandant Langlois sur sa Seconde Mission en Russie (10 Avril 1915). .

Одним из тревожных симптомов Ланглуа считал засилье пренебрежительного отношения к возможностям и действиям французской армии: эта оценка относилась, прежде всего, к государственным деятелям и представителям торгово-промышленных кругов. Эта обеспокоенность прослеживается практически в каждом его донесении. Французский офицер обвинял военного министра Сухомлинова, министра внутренних дел Маклакова в том, что они считают действия французской армии «мягкотелыми», хотя в целом, констатировал восхищенное отношение к Франции со стороны большинства представителей русского военного руководства [55] Ibid. Rapport du Commandant Langlois sur sa Mission en Russie (5 Février 1915). .

Общественное мнение, по убеждению Ланглуа, страдало от скудости информации о боевых действиях на Западном фронте и потому являлось носителем нелестных оценок о роли союзников, в чем была повинна и русская пресса, уделявшая мало внимания боевым действиям на Западе. Единственным источником сведений для русского читателя были «краткие и малоинтересные» французские коммюнике [56] SHD/T, 7 N 1547. Rapport du Commandant Langlois sur sa Mission en Russie (5 Février 1915). . Эту проблему подчёркивал и военный агент А. Игнатьев, отмечавший, что эти официальные коммюнике «славились» не только краткостью, но «подчас совершенно не соответствовали истинному положению вещей» [57] Алексеев М. Военная разведка России. Кн. 3. Ч. 1. М., 2001. С. 113–114. . Аналогичная ситуация, связанная с недостоверным информированием французского общественного мнения о событиях в России, наблюдалась и в западных изданиях [58] Там же. С. 114. . Эта проблема актуализировалась в условиях появления массового субъекта, проявившего себя в военное время в виде массовых армий, в связи с чем возникла необходимость создания инструментов морально-психологического влияния на воинские контингенты, а также на мирное население, жившее слухами в условиях «информационного голода». Так, в годы Первой мировой войны пропаганда приобретает особое значение как инструмент формирования положительного образа союзника (и негативного — врага) и манипулирования общественным мнением. Ланглуа отмечал: «русские, по сути, ксенофобы, преувеличивающие значение своего оперативного театра, испытывают безразличие к союзнику, и в условиях дефицита французской прессы подвержены германской контрпропаганде» [59] SHD/T, 7 N 1547. Rapport du Commandant Langlois sur sa Mission en Russie (5 Février 1915). .