Павел Черносвитов - Загадки Древней Руси

Переоценка событий Куликовской битвы началась только с середины XV века, во время образования Русского государства с центром в Москве. Новгород и Тверь сопротивляются московской экспансии, призывая на помощь польского короля Казимира. В события на Руси активно вмешиваются татары, хан Ахмат мечтает возродить империю Чингисхана. «Середина XV века характеризуется обострением феодальной войны. Она приобретает напряженный характер в связи с тем, что в нее вмешиваются татары, участившие свои набеги на Русь… В результате объединения русских княжеств создались предпосылки для ликвидации остатков золотоордынского ига… Борьба с сепаратными удельными князьями вновь выдвинула на первый план идею объединения сил для полного освобождения от иноземного ига. Победа в Куликовской битве звучала как призыв к окончательному освобождению, которое могло быть осуществлено в результате объединения княжеств вокруг Москвы» [Бескровный Л. Г., с. 9]. В это время образы Куликовской битвы начинают активно использоваться в борьбе за объединение русских княжеств перед лицом нового нашествия Золотой Орды, обоснование этой идеи являлось главной целью московских летописцев середины XV века. Именно тогда, спустя сто лет, в Московском своде 1479 года впервые (!) появилось указание на союз Мамая с литовским князем Ягайло «со всею силою Литовскою и Лятьскою» [Бескровный Л. Г., с. 10].

В трактовке Московского свода 1479 года победа на Куликовом поле стала победой общерусских сил, во главе которых стояла Москва — объединительница русских княжеств. К этим же годам относится и летописный рассказ, помещенный в Софийской 1 и Новгородской IV летописях (списки 70-х годов XV века). Великий Новгород к тому времени уже потерял свою независимость, и оценки Новгородской IV летописи не отличаются от московских. «Новгородская летопись рассматривает борьбу с Мамаем как общерусское дело, инициатором которой явилась Москва. В этой летописи особенно выпукло показано отступничество Олега Рязанского… Летопись называет его «сотонщиком дьяволю советнику отлученному сыне божиа, помраченному тмою греховною…», «поборником бессрменским, лоука-вым сыном». В летописном рассказе большое место отведено освещению попыток Олега установить союз с «поганым Ягайло» и Мамаем, «душегубивый же Олег нача зло к злу прикладати: посылаше к Мамаю и к Ягайлоу своего си боярина единомысленного антихристова протечу» [Бескровный, с. 11].

Злобная брань в адрес жившего сто лет назад рязанского князя на самом деле адресована его потомкам — великим князьям Рязанским, последним независимым владетелям на Руси, и смысл этой брани понятен: авторы про-московских летописаний ясно дают понять, что потомкам «сотонщика», «дьяволю советника» Москва жить не даст, так как Рязань — исторический враг Москвы. Вместе с этим рассказ о походе Дмитрия Донского содержит множество новых фактов, ранее никому не известных, в частности, подробное описание марша русских войск, подготовки к битве и сам ход битвы. Вопреки предыдущим сообщениям летописей, автор Новгородской IV летописи указывает на проявленную стойкость и храбрость московских ратников, никто «не оубояся никако же, не устрашишася». Наоборот, все были готовы стоять насмерть. [Бескровный, с. 11]. На страницах Новгородской IV летописи впервые появляется рассказ о якобы паническом бегстве золотоордынского и литовского войск.

«Таким образом, летописцы этого времени развивали идею, что Москва стала наследницей Киева и Владимира. Она нашла отражение не только в Московском своде 1478 г., но и в Новгородской IV и Львовской летописях. Эта идея оплодотворяла национальное самосознание и служила важным духовным оружием в кровопролитном сражении с татарами» [Тихомиров М. Н. Куликовская битва 1380 года. — «Повести о Куликовской битве». М., 1959, с. 35]. Эти летописные сказания, отмечает М. Н. Тихомиров, позже «обросли поэтическими вымыслами и литературными украшениями, и за их цветистой внешностью не всегда легко увидеть истину, даже представить себе с полной ясностью настоящий ход событий, связанный с битвой 1380 года» [там же]. И наиболее известным подобным произведением стало «Сказание о Мамаевом побоище», сложившееся в своем окончательном виде не ранее 2-ой половине XV века.

Только в «Сказании» есть красочные, но не во всем достоверные рассказы о встречах князя Дмитрия Ивановича с Сергием Радонежским, о гадании перед битвой Дмитрия Боброка, о поединке Пересвета с могучим татарином, об искусных действиях засадного полка во главе с Боброком и двоюродным братом Дмитрия князем Владимиром Андреевичем Серпуховским.

Известно около 150 списков «Сказания о Мамаевом побоище», самый древний из которых относится к 1520-м годам. Списки «Сказания» представляют 10 отличающихся друг от друга редакций. Оригинал же «Сказания», по-видимому, был создан не ранее конца XV столетия, а то и позднее — в начале XVI века. «Что касается сказаний о Мамаевом побоище в различных редакциях, то все они представляют собой сводные тексты» [Тихомиров М. Н. Куликовская битва 1380 года. — «Повести о Куликовской битве». М., 1959, с. 346].

Не исключено, что в состав «Сказания» вошел какой-то его очень ранний вариант, созданный в конце XIV — первой трети XV века в окружении митрополита Киевского и всея Руси Киприана [подробнее об этом см.: Греков И. Б. О первоначальном варианте «Сказания о Мамаевом побоище». — «Советское славяноведение», 1970, № 6]. По мнению И. Б. Грекова, «Сказание» в Основной редакции, в отличие от «Задонщины» и летописных повестей о Куликовской битве, «отстаивая концепцию восстановления общерусского единства, признавало ведущей силой этого процесса кафедру митрополита Киевского и всея Руси, а также князей Литовской Руси». Именно поэтому мы видим митрополита Киприана (а не Сергия Радонежского) в роли фактического организатора победы на Куликовом поле, а князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, Дмитрия Боброка-Волынского, а также Владимира Андреевича Серпуховского, женатого на дочери Ольгерда (Елене-Марии) — такими военачальниками, которые обеспечили реальный перелом в ходе сражения на Куликовом поле. При этом, отмечает И. Б. Греков, Дмитрий Донской хотя и показан участником Куликовской битвы, но участником довольно пассивным — он не только не был политическим руководителем всей кампании, но, по сути дела, и не принимал участия на наиболее ответственных этапах сражения. Таким образом, автор раннего варианта «Сказания» выступает за союз Литовской Руси с Москвой, но за такой союз, в котором ведущей силой оказывались сам митрополит Киприан, а также князья Литовской Руси.

И. Б. Греков отмечает также ряд откровенных несуразностей, содержащихся в «Сказании о Мамаевом побоище»: целенаправленный вымысел об иконе Владимирской Богоматери, якобы оказавшейся в Москве в 1380 году (перенесена в Москву только в 1395 году), появление на страницах «Сказания» умершего в 1377 году литовского великого князя Ольгерда и т. п.