Павел Черносвитов - Загадки Древней Руси

Историческая судьба Куликова поля неразрывно связана с судьбой юго-восточных окраин Русской земли, и рассматривать историю Куликова поля вне этой связи нельзя. Как во всем бассейне Верхнего и Среднего Дона, древнерусские поселения появились здесь уже в XII веке (рис. 5.11). «Важнейшим итогом археологического изучения Поля представляется сам факт выявления на нем древнерусских археологических памятников XIII–XIV вв., — отмечают А. К. Зайцев, Б. А. Фоломеев и Н. А. Хотинский [Труды ГИМ, выпуск № 73 — «Куликово поле. Материалы и исследования». М., 1990, с. 7–8]. — Прежде считалось, что освоение района Куликова поля началось не ранее XVI века, а до этого, в XIII–XIV веках, оно считалось незаселенным «Полем половецким», причем это поле начиналось почти сразу к югу от Пронска. Новый факт позволил сделать важный в историческом отношении вывод о продвижении приблизительно с рубежа XII–XIII веков древнерусского земледельческого населения несколько к югу, в более плодородные, преимущественно черноземные области. Возникшие в конце XII — начале XIII века на прежде ненаселенном, опасном со стороны степи участке юго-восточного пограничья Руси, в районе соприкосновения границ Черниговской и Рязанской земель, эти древнерусские памятники свидетельствуют об изменении политической обстановки в рассматриваемом регионе, о том, что эта территория стала безопасной для земледелия. Археологические свидетельства начала хозяйственного освоения плодородных почв рассматриваемой территории в конце XII или начале XIII века заставляют более внимательно, чем прежде, отнестись к тем немногим летописным свидетельствам о рязанской истории, которые в последней четверти XII — первой четверти XIII века несколько увеличиваются по сравнению с предшествующим периодом».

После находок Нечаева (о которых мы уже достаточно подробно рассказали) на Куликовом поле практически никаких археологических раскопок и разведок не проводилось. Да, собственно, и зачем, если все всем ясно, памятник сооружен — ради чего стараться?

«Дореволюционная археология, руководимая высокопоставленными дилетантами, мало интересовалась местом знаменитой Куликовской битвы, не ожидая здесь роскошных находок, способных украсить их дворцы и особняки; отдельные, случайно обнаруженные предметы часть пропадали для науки, и древностей с Куликова поля весьма немного в наших музеях», — писал в 1940 году В. Н. Ашурков [ «Коммунар», 1940, 31 июля].

Дореволюционное изучение Куликова поля связано только с именем археолога Н. И. Троицкого, который впервые подошел к проблеме не как «любитель исторических воспоминаний», кои в изобилии приезжали на берега Непрядвы «скорее, для приятных прогулок, нежели для научных наблюдений и разысканий» [Троицкий Н. И. Берега реки Непрядвы в историко-археологическом отношении». Труды XVV [1] Так в оригинале Археологического съезда, т. I. М., 1890, с. 80].

Троицкий первым обратил внимание на «многослойность» и разновременность куликовских находок: «Берега верхних притоков такой реки, как Дон, в историческом прошедшем и давнопрошедшем времени должны были оставлять и оставили следы происхождения, пребывания и столкновений разных племен» [там же]. Как мы помним, Нечаев и его последователи относили все найденное на Куликовом поле (а точнее, «на Куликовых полях» — поправляет Н. И. Троицкий) к событиям Куликовской битвы.

Исследования Троицкого привели к открытию на Куликовом поле следов самых разных эпох — от зубов и костей мамонтов и каменных орудий первобытного человека (мы же не станем утверждать, что Куликовская битва произошла в каменном веке?) до чугунных артиллерийских ядер. Людй жили на берегах Непрядвы с незапамятных времен. Троицкий отыскал на Куликовом поле несколько интересных памятников языческой эпохи, в том числе «на правом берегу суходольной лощины «Дубик», впадающей в реку Непрядву с юга… легендарный камень — жерновой песчаник, вросший в землю, значительного объема (в окружности 8 арш.); о камне этом сообщается не мало рассказов, проникнутых чувством безотчетного страха. В рассказах об этом камне часто сближаются два понятия — «камень» и «лошадь», вопрос интересный, потому что камней, носящих название «конь-камень», на пространстве Тульской губернии находятся несколько. Так, на берегу другого замечательного притока Дона — реки Красивой Мечи, верховье которой очень близко к верховью Непрядвы, есть «конь-камень» в селе Козьем, Ефремовского уезда…» [Троицкий, с. 82]. В одном из урочищ, где происходили языческие «игрища», местные крестьяне часто находили «разные предметы древнего быта», из которых Троицкому удалось приобрести серебряную серьгу (А. К. Жизневский датировал подобные серьги временем Бориса Годунова, хотя Троицкий относит ее к домонгольскому времени. См. Троицкий, с. 84). В 1886 году Троицкому удалось отыскать и лезвие стрелецкого бердыша, аналогичное тому, который нашел и опубликовал Нечаев [Троицкий, с. 85]. Среди других находок Троицкого на Куликовом поле — золотоордынская монета хана Узбека (первая половина XIV века) и несколько нательных крестов и складней, один из которых сам Троицкий датирует XV веком [Троицкий, с. 86].

Те, кто писали о достопамятностях Куликова поля, идя по стопам Нечаева, особенно обращали внимание на деревянные царские врата в Рождественском храме села Монастырщина. Считалось, что они находились в первоначальной церкви, которая якобы была построена Дмитрием Донским над могилами павших воинов: «В приделе Св. Архангела Михаила помещен иконостас прежней небольшой церкви, и замечательные древние царские врата, резные из липовой коры, они замалеваны и расписаны образами Благовещения и четырех Евангелистов и сверх всего покрыты тончайшею, искусной работы, похожею на филигрань, медною сетчатою ризою… Врата эти, по древнему преданию, принесены сюда в дар святым преподобным Сергием Радонежским, еще при жизни великого князя Дмитрия Донского» [Афремов И. Ф., с. 62]. Характерно, что сам И. Афремов сомневался в древнем происхождении этих врат, а Н. С. Троицкий просто не оставил от этих утверждений камня на камне: «В виду документальных исторических свидетельств о том, что даже в конце XVI века при устье реки Непрядвы была только сторожевая дуброва, а в окрестностях — «дикое поле», необходимо признать временем сооружения царских врат села Монастырщины не XIV и не XV, а разве самый конец XVI или, вероятнее, даже начало XVII века… Этому не противоречат и вышеуказанные «признаки» древности царских врат» [подробнее см. Троицкий, с. 92–93]. Тем не менее нелепая сказка про «древние» царские врата вновь и вновь продолжает всплывать, мороча головы читателей: «Первым памятником павшим героям стала церковь на Куликовом поле, срубленная из могучих дубов Зеленой дубравы. Время не пощадило ее, сохранились только резные деревянные врата иконостаса, покрытые искусным растительным орнаментом» [Каргалов, с. 119].